![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Некоторый жутик про оборотней в Петровском.
Настолько жутик, что я не знаю, включать ли его в общий цикл и куда-то выкладывать. Но тут - пусть лежит, а там посмотрим. В конце концов все выжили:)
Использована вот эта песенка:
Прослушать или скачать Quand Je Menai Mes Chevaux Boire бесплатно на Простоплеер
В гугле есть и текст и перевод, добрая-добрая такая песенка...
Текст письма, который получает герой - подлинный и вообще все это совершеннейшая истина, причем во всех вариантах реальности, ну разве что в нашей ошейника не было, а была горловая чахотка. Даже караул вокруг больного - совершенно реальный, так под караулом и помирал.
Хронологически является продолжением вот этого куска:
http://lubelia.livejournal.com/1163495.html#comments
(Внутри ничего, кроме лютого ангста:)
...Следующим заболел князь Александр. То есть, конечно, болели тут все и всегда – холод, сквозняки, оковы - вполне здоров никто никогда не был, но что кашель по сравнению с по-настоящему смертной хворью?
А хворь была - смертная, и на этот раз Станислав Романович, испуганный недавно прошедшей инспекцией - никаких поблажек не давал. Нет - и все, умрет - пусть умирает, я инструкций нарушать более не намерен, позволяю лишь отделить больного от остальных преступников - и позволить врачу быть при нем неотлучно. Врачу - и караулу у дверей, потому как дракон в бреду много лишнего себе позволяет.
Дракон позволял себе много лишнего - он хотел жить, и хотел жить - собой. Оковы не удерживали облика, мышцы бугрились и покрывались чешуей, исчерна-зеленые когти скребли по толстому суконному одеялу... удержать оковы его не могли, а покалечить - вполне: врезались в тело, срывали кожу, из под них сочились кровь и гной, одно запястье, кажется, уже было сломано. Но хуже всего было с ошейником.
Ошейники эти - из толстого, черненого серебра - достались тут немногим. Кто был просто скован заклятием, как Волк, кому и просто серебряных кандалов хватало - младшим братьям, вторым-третьим сыновьям знатных родом... А вот Зеленому Дракону выпал полный комплект - и оказался свыше сил.
...Алексей Петрович никак не мог себе простить, что не сумел договориться с комендантом. Никто не сумел - ни дамы, ни узники, и Гарпий, уже после первого разговора с Лепарским, точно знал что это попросту невозможно. Но и точно зная - сделал еще несколько заходов, убеждал, взывал к рассудку - раз уж не действуют женские слезы, может быть мужской разум сможет? Почему-то он был уверен, что именно у него получится - ну вот, был уверен, старой еще, генерал-интендантской уверенностью, что он отвечает за все и всех, ну разве что кроме Павла. Уж за князя Барятинского-то - то точно отвечает, раз уж Павла более нет.
Нет, он даже убедил - когда сам внезапно чуть не расплакался от бессилия, как от боли, и это стало слышно и коменданту - убедил Оленя послать к Императору прошение с приложением заключения от Вольфа, разрешить снять оковы хоть на время болезни. Прошение - это ведь не запрещено, ничего не нарушено, вы, напротив, выказываете заботу о вверенных вам - ни на шаг не отступая от инструкций, вы просто передаете его милосердию самого государя императора, к стопам коего... я помогу правильно составить, уж это я умею.
Что ж, прошение было послано, и даже, наверное, уже дошло до священных стоп, только лучше князю Барятинскому не становилось - а с неделю назад Рысь и заходить к нему запретил, чтобы не тревожить лишний раз. На вопросы отвечал скупо, топорщил усы, говорил - "молитесь Заступнице, надежда есть всегда". Но потом собрал троих – Волка, Гарпия и Бобра, светлым весенним вечером, отвел в сторонку, в угол двора, обнесенного высоченным частоколом - будто бы покурить со своими отошел. Сказал: "Кончается наш князь, нет там надежды. Я - не вижу. Позову попрощаться, когда время придет... наверное завтра. "
Так и молчали, курили, смотрели вчетвером на зажигающиеся в небе звезды - до оклика караульного, до того, как заперли. Ночью Алексей Петрович сказал жене - и та тихо заплакала:
"Алеша, он же такой молодой, ну как же... как?".
Дышать в темноте не получалось, серебряный ошейник невыносимо давил на шею - и когда она уснула, он зажег свечу и до утра водил глазами по строчкам первой попавшейся книги.
Назавтра пришла почта. Нет, сначала Гарпий услышал глухой рык и высокий птичий клекот. Птица - это Мари Волконская, но рычит-то кто там? - оказалось Вольф. Потому что пришел высочайший ответ на прошение о князе, и ответ гласил - отказать. Врачебное пособие подавать государственным преступникам дозволяется, но снять оковы - нет.
Алексей Петрович Махайрода даже понимал - а ну как сейчас снимешь ошейник с Дракона-то, с Рюриковича, с наследника княжеского рода - да всей здешней сибирской артиллерии не хватит его потом заново усмирить...
...Не сумел спасти. Поль, я старался, видит Бог… ты бы смог, наверно. Наверно вот поэтому я тут, а тебя нет, что ты бы – смог…
Зато в почте внезапно нашлось письмо для князя Барятинского, даже два - от сестры и от какой-то незнакомой дамы. Алексей Петрович повертел в руках письма, оглянулся на Вольфа, оглянулся на Волконских. "По одному" - сказал врач. "Серж, можно я?" - Волк кивнул, потом обнял Алексея Петровича, словно тоже прощаясь. Гарпий посмотрел еще на свою Мари, набираясь сил, кивнул - и двинулся за Вольфом.
...В лазарете оказалось страшнее, чем он думал. За те две недели, что тут не был - стены словно сузились и почернели, запах болезни стал еще тяжелее, а Дракон...
"Господи...» - прошептал Гарпий одними губами, а потом позвал уже голосом:
-Саша? Сашка, здравствуй же..
Саша глянул бессмысленно - задыхался, губы у него были синеватые и бульканье, которое из них раздавалось слушать было невыносимо.
Коснулся руки, погладил - рука была в пятнах и холодная, запястье под мокнущей повязкой, прикрывающей кандалы.
-Сашка, как же ты...
Тот приподнялся и взгляд несколько просветлел. На висках отсвечивала чешуя. Попытался улыбнуться, шевельнул губами, снова что-то то ли пробулькал, то ли прохрипел, шевельнул рукой, накрыл пальцы Алексея Петровича - и откинулся на подушку, уставился куда-то вверх, в низкие закопченые балки.
Гарпий тоже закрыл глаза и сосредоточился. Ни лечить - собой, ни облегчать боль он не умел и не мог, и твердо знал, что разделенная с ним боль легче не станет, потому даже и не пытался. Мог - держать вот за руку, просить про себя: "Не умирай, ну пожалуйста, не надо..." - и все. Он теперь тоже, как и Вольф, ясно видел - чуял - что надежды больше нет. Дракона сломил ошейник - разорвать путы оказалось невозможно, а жить так - тоже невозможно, и оставалось вот - улыбаться, шептать что-то одними губами и уходить все дальше.
Гарпий всматривался и все пытался разобрать, что же шептал князь. Какие-то слова там.. слова ли? бульканье да хрипы, что тебе чудится?
Ilaire, ilaire, itou, ilaire...
Ilaire, oh ma Nanette
[Илэр-илэр-иту, илэр-илэр, моя Нанетта]
Не чудилось, слова там были - через хрип, через заикание - были слова.
Je v-vous en-ntend d-d-dedans l'Enfer
V-vois ma b-bouche est pleine d-de terre
[Я слышу тебя из ада,
Рот мой полон земли]
Обернулся на замершего на стуле Вольфа:
-Бредит?
Слова складывались осмысленные, но страшные.
Тот пожал плечами:
-Не знаю бред ли это. Поет... это песня такая старая, не слышали?
Какие-то французские песенки - все больше арии из оперетт - Алексей Петрович, конечно, в памяти держал, но такой - не помнил. Да и на пение это не походило – так-то князь Барятинский петь вполне мог, голосом обладал глуховатым, но красивым, и на пении даже и не заикался никогда…
...Et c'est p-pour t-toi qu'on l'a garde ...
Ilaire, ilaire, itou, ilaire...
[Место готово для тебя]
Жутче всего была попытка вдохнуть между каждым словом. Господи, Шурик, ты же дышать не можешь, куда тебе тут петь-то?
...Ошейник впился в горло еще сильнее. Гарпий невольно схватился за него, покачнулся, мельком подумав - а не следующий ли он, так вот умирать, потому что дальше с серебром на горле нельзя, - но взял себя в руки. В конце концов он за делом пришел, поэтому позвал еще раз, оборвав припев:
-Саша? Саша, тебе ведь письма пришли, слышишь? я тебе письма принес...
Взгляд снова стал осмысленным:
-К-кто... к-то?
-Сестра твоя Варвара пишет. И еще какая-то дама, я ее не знаю - Полина... (глянул в адрес) Барыкова.
Дракон внезапно завозился, опять захрипел, в воздухе зазвенело напряжением – пытался перекинуться и не выходило. Алексей Петрович схватил уже за обе руки, сильно, удерживая, не замечая, что и самому дышать совсем уже нечем, и не птичьими когтями бы... а хоть бы и когтями - как иначе удержать-то?
-Саша, тише, тише, не надо... - дальше и сам заклокотал, но тут его оттеснил Вольф - твердо схватил князя за затылок, поднес к губам чашку:
-Пей!
Тот никак не мог глотнуть, темное питье проливалось, пахло резко и тошнотворно - но от запаха боль немного отступила, и Гарпий сам закашлялся, глотая воздух...
Думал, что Вольф тут же и выгонит его - вот же, растревожил, хуже сделал, но нет, когда князь немного успокоился, врач кивнул и пододвинулся, уступая место. Саша держал голову и плечи под каким-то странным углом, смотреть на это было больно - но кажется, вот так, изогнувшись, у него получалось дышать ровнее. Он показал на письма – одними глазами, кивнуть, кажется, не решался:
-Ч-читай...
Алексей Петрович взял письмо Варвары - и ошибся:
-Н-нет... не то.
Кажется письмо от Полины и вызвало этот приступ, и кажется, оно было для Дракона очень важным... Алексей Петрович мысленно перекрестился и попросил незнакомую Полину написать князю что-нибудь хорошее - чтобы тот раздумал умирать, например? Про себя-то Алексей Петрович точно знал, что не выжил бы без Мари, и то же точно знал и про Волконского и Давыдова... без любимой смысл вытек бы из жизни в первый же год заключения, а жить просто потому что так хочет твой Зверь? но в неволе и Звери жить не хотели. Вот и Саша - не женат, и невесты не было, и... ну вдруг вот эта Полина, а?
Ровные, летящие строчки: "...вы меня полагали очень дурной, дорогой Александр, поскольку вы могли счесть меня способной забыть вас... дружба, которая началась так давно слишком священна, чтобы изгнать ее из сердца. И кроме того, само ваше несчастье, дорогой кузен, не есть ли достаточная причина, чтобы напомнить вам о благе, которое вы не можете потерять, о сердцах преданных и полных привязанности? С живым горестным чувством узнала я от Вариньки, насколько плохо ваше здоровье - Заботьтесь о нем!"
Алексею Петровичу было несколько неловко читать чужое письмо - но по крайней мере теперь он точно знал, что оно не сделает хуже. Дочитал до конца, до еще одной порции пожеланий жить и быть здоровым, потом вложил письмо Саше в руку. Тот молчал, прикрыв глаза, все в той же странной позе, которая позволяла сделать вдох поглубже, но пальцами шевельнул и письмо взял. Потом все-таки открыл глаза - показал ими на второе письмо, от сестры.
...Тут пришлось даже подавить нежданный приступ зависти - сестра у князя была хорошая, писала нежно и трогательно, молилась о здоровье, обещала прислать денег. Младший Гарпий-то (теперь он - Старший, вот как повернулось-то...) , отсидев полгода в крепости и тоже побывав поблизости от казни, кажется перепугался навсегда. Написал за все это время один раз, деньги какие-то слал иногда, но общаться со старшим явно не желал, а другой брат так вообще ни разу и привета не передал - и это неожиданно оказалось очень больно.
Впрочем, тебе ли завидовать - с тобой Мари, и значит ты будешь жить, а братья... братья все равно останутся братьями - просто больше ты за них не отвечаешь совсем, где тебе отвечать, за кого?
Прощаясь, еще раз тронул руку, сказал уже вслух:
-Сашка, живи давай, пожалуйста.
Тот шевельнул пальцами, но глаза не открыл - дышал, и хорошо.
Его встретила Мари - и сначала он с полминуты просто стоял, уткнувшись в ее волосы и тоже дышал - вот так получалось, только так теперь и получалось, а потом уже оторвался и обернулся к Волку - рассказывать.
Использована вот эта песенка:
Прослушать или скачать Quand Je Menai Mes Chevaux Boire бесплатно на Простоплеер
В гугле есть и текст и перевод, добрая-добрая такая песенка...
Текст письма, который получает герой - подлинный и вообще все это совершеннейшая истина, причем во всех вариантах реальности, ну разве что в нашей ошейника не было, а была горловая чахотка. Даже караул вокруг больного - совершенно реальный, так под караулом и помирал.
Хронологически является продолжением вот этого куска:
http://lubelia.livejournal.com/1163495.html#comments
(Внутри ничего, кроме лютого ангста:)
...Следующим заболел князь Александр. То есть, конечно, болели тут все и всегда – холод, сквозняки, оковы - вполне здоров никто никогда не был, но что кашель по сравнению с по-настоящему смертной хворью?
А хворь была - смертная, и на этот раз Станислав Романович, испуганный недавно прошедшей инспекцией - никаких поблажек не давал. Нет - и все, умрет - пусть умирает, я инструкций нарушать более не намерен, позволяю лишь отделить больного от остальных преступников - и позволить врачу быть при нем неотлучно. Врачу - и караулу у дверей, потому как дракон в бреду много лишнего себе позволяет.
Дракон позволял себе много лишнего - он хотел жить, и хотел жить - собой. Оковы не удерживали облика, мышцы бугрились и покрывались чешуей, исчерна-зеленые когти скребли по толстому суконному одеялу... удержать оковы его не могли, а покалечить - вполне: врезались в тело, срывали кожу, из под них сочились кровь и гной, одно запястье, кажется, уже было сломано. Но хуже всего было с ошейником.
Ошейники эти - из толстого, черненого серебра - достались тут немногим. Кто был просто скован заклятием, как Волк, кому и просто серебряных кандалов хватало - младшим братьям, вторым-третьим сыновьям знатных родом... А вот Зеленому Дракону выпал полный комплект - и оказался свыше сил.
...Алексей Петрович никак не мог себе простить, что не сумел договориться с комендантом. Никто не сумел - ни дамы, ни узники, и Гарпий, уже после первого разговора с Лепарским, точно знал что это попросту невозможно. Но и точно зная - сделал еще несколько заходов, убеждал, взывал к рассудку - раз уж не действуют женские слезы, может быть мужской разум сможет? Почему-то он был уверен, что именно у него получится - ну вот, был уверен, старой еще, генерал-интендантской уверенностью, что он отвечает за все и всех, ну разве что кроме Павла. Уж за князя Барятинского-то - то точно отвечает, раз уж Павла более нет.
Нет, он даже убедил - когда сам внезапно чуть не расплакался от бессилия, как от боли, и это стало слышно и коменданту - убедил Оленя послать к Императору прошение с приложением заключения от Вольфа, разрешить снять оковы хоть на время болезни. Прошение - это ведь не запрещено, ничего не нарушено, вы, напротив, выказываете заботу о вверенных вам - ни на шаг не отступая от инструкций, вы просто передаете его милосердию самого государя императора, к стопам коего... я помогу правильно составить, уж это я умею.
Что ж, прошение было послано, и даже, наверное, уже дошло до священных стоп, только лучше князю Барятинскому не становилось - а с неделю назад Рысь и заходить к нему запретил, чтобы не тревожить лишний раз. На вопросы отвечал скупо, топорщил усы, говорил - "молитесь Заступнице, надежда есть всегда". Но потом собрал троих – Волка, Гарпия и Бобра, светлым весенним вечером, отвел в сторонку, в угол двора, обнесенного высоченным частоколом - будто бы покурить со своими отошел. Сказал: "Кончается наш князь, нет там надежды. Я - не вижу. Позову попрощаться, когда время придет... наверное завтра. "
Так и молчали, курили, смотрели вчетвером на зажигающиеся в небе звезды - до оклика караульного, до того, как заперли. Ночью Алексей Петрович сказал жене - и та тихо заплакала:
"Алеша, он же такой молодой, ну как же... как?".
Дышать в темноте не получалось, серебряный ошейник невыносимо давил на шею - и когда она уснула, он зажег свечу и до утра водил глазами по строчкам первой попавшейся книги.
Назавтра пришла почта. Нет, сначала Гарпий услышал глухой рык и высокий птичий клекот. Птица - это Мари Волконская, но рычит-то кто там? - оказалось Вольф. Потому что пришел высочайший ответ на прошение о князе, и ответ гласил - отказать. Врачебное пособие подавать государственным преступникам дозволяется, но снять оковы - нет.
Алексей Петрович Махайрода даже понимал - а ну как сейчас снимешь ошейник с Дракона-то, с Рюриковича, с наследника княжеского рода - да всей здешней сибирской артиллерии не хватит его потом заново усмирить...
...Не сумел спасти. Поль, я старался, видит Бог… ты бы смог, наверно. Наверно вот поэтому я тут, а тебя нет, что ты бы – смог…
Зато в почте внезапно нашлось письмо для князя Барятинского, даже два - от сестры и от какой-то незнакомой дамы. Алексей Петрович повертел в руках письма, оглянулся на Вольфа, оглянулся на Волконских. "По одному" - сказал врач. "Серж, можно я?" - Волк кивнул, потом обнял Алексея Петровича, словно тоже прощаясь. Гарпий посмотрел еще на свою Мари, набираясь сил, кивнул - и двинулся за Вольфом.
...В лазарете оказалось страшнее, чем он думал. За те две недели, что тут не был - стены словно сузились и почернели, запах болезни стал еще тяжелее, а Дракон...
"Господи...» - прошептал Гарпий одними губами, а потом позвал уже голосом:
-Саша? Сашка, здравствуй же..
Саша глянул бессмысленно - задыхался, губы у него были синеватые и бульканье, которое из них раздавалось слушать было невыносимо.
Коснулся руки, погладил - рука была в пятнах и холодная, запястье под мокнущей повязкой, прикрывающей кандалы.
-Сашка, как же ты...
Тот приподнялся и взгляд несколько просветлел. На висках отсвечивала чешуя. Попытался улыбнуться, шевельнул губами, снова что-то то ли пробулькал, то ли прохрипел, шевельнул рукой, накрыл пальцы Алексея Петровича - и откинулся на подушку, уставился куда-то вверх, в низкие закопченые балки.
Гарпий тоже закрыл глаза и сосредоточился. Ни лечить - собой, ни облегчать боль он не умел и не мог, и твердо знал, что разделенная с ним боль легче не станет, потому даже и не пытался. Мог - держать вот за руку, просить про себя: "Не умирай, ну пожалуйста, не надо..." - и все. Он теперь тоже, как и Вольф, ясно видел - чуял - что надежды больше нет. Дракона сломил ошейник - разорвать путы оказалось невозможно, а жить так - тоже невозможно, и оставалось вот - улыбаться, шептать что-то одними губами и уходить все дальше.
Гарпий всматривался и все пытался разобрать, что же шептал князь. Какие-то слова там.. слова ли? бульканье да хрипы, что тебе чудится?
Ilaire, ilaire, itou, ilaire...
Ilaire, oh ma Nanette
[Илэр-илэр-иту, илэр-илэр, моя Нанетта]
Не чудилось, слова там были - через хрип, через заикание - были слова.
Je v-vous en-ntend d-d-dedans l'Enfer
V-vois ma b-bouche est pleine d-de terre
[Я слышу тебя из ада,
Рот мой полон земли]
Обернулся на замершего на стуле Вольфа:
-Бредит?
Слова складывались осмысленные, но страшные.
Тот пожал плечами:
-Не знаю бред ли это. Поет... это песня такая старая, не слышали?
Какие-то французские песенки - все больше арии из оперетт - Алексей Петрович, конечно, в памяти держал, но такой - не помнил. Да и на пение это не походило – так-то князь Барятинский петь вполне мог, голосом обладал глуховатым, но красивым, и на пении даже и не заикался никогда…
...Et c'est p-pour t-toi qu'on l'a garde ...
Ilaire, ilaire, itou, ilaire...
[Место готово для тебя]
Жутче всего была попытка вдохнуть между каждым словом. Господи, Шурик, ты же дышать не можешь, куда тебе тут петь-то?
...Ошейник впился в горло еще сильнее. Гарпий невольно схватился за него, покачнулся, мельком подумав - а не следующий ли он, так вот умирать, потому что дальше с серебром на горле нельзя, - но взял себя в руки. В конце концов он за делом пришел, поэтому позвал еще раз, оборвав припев:
-Саша? Саша, тебе ведь письма пришли, слышишь? я тебе письма принес...
Взгляд снова стал осмысленным:
-К-кто... к-то?
-Сестра твоя Варвара пишет. И еще какая-то дама, я ее не знаю - Полина... (глянул в адрес) Барыкова.
Дракон внезапно завозился, опять захрипел, в воздухе зазвенело напряжением – пытался перекинуться и не выходило. Алексей Петрович схватил уже за обе руки, сильно, удерживая, не замечая, что и самому дышать совсем уже нечем, и не птичьими когтями бы... а хоть бы и когтями - как иначе удержать-то?
-Саша, тише, тише, не надо... - дальше и сам заклокотал, но тут его оттеснил Вольф - твердо схватил князя за затылок, поднес к губам чашку:
-Пей!
Тот никак не мог глотнуть, темное питье проливалось, пахло резко и тошнотворно - но от запаха боль немного отступила, и Гарпий сам закашлялся, глотая воздух...
Думал, что Вольф тут же и выгонит его - вот же, растревожил, хуже сделал, но нет, когда князь немного успокоился, врач кивнул и пододвинулся, уступая место. Саша держал голову и плечи под каким-то странным углом, смотреть на это было больно - но кажется, вот так, изогнувшись, у него получалось дышать ровнее. Он показал на письма – одними глазами, кивнуть, кажется, не решался:
-Ч-читай...
Алексей Петрович взял письмо Варвары - и ошибся:
-Н-нет... не то.
Кажется письмо от Полины и вызвало этот приступ, и кажется, оно было для Дракона очень важным... Алексей Петрович мысленно перекрестился и попросил незнакомую Полину написать князю что-нибудь хорошее - чтобы тот раздумал умирать, например? Про себя-то Алексей Петрович точно знал, что не выжил бы без Мари, и то же точно знал и про Волконского и Давыдова... без любимой смысл вытек бы из жизни в первый же год заключения, а жить просто потому что так хочет твой Зверь? но в неволе и Звери жить не хотели. Вот и Саша - не женат, и невесты не было, и... ну вдруг вот эта Полина, а?
Ровные, летящие строчки: "...вы меня полагали очень дурной, дорогой Александр, поскольку вы могли счесть меня способной забыть вас... дружба, которая началась так давно слишком священна, чтобы изгнать ее из сердца. И кроме того, само ваше несчастье, дорогой кузен, не есть ли достаточная причина, чтобы напомнить вам о благе, которое вы не можете потерять, о сердцах преданных и полных привязанности? С живым горестным чувством узнала я от Вариньки, насколько плохо ваше здоровье - Заботьтесь о нем!"
Алексею Петровичу было несколько неловко читать чужое письмо - но по крайней мере теперь он точно знал, что оно не сделает хуже. Дочитал до конца, до еще одной порции пожеланий жить и быть здоровым, потом вложил письмо Саше в руку. Тот молчал, прикрыв глаза, все в той же странной позе, которая позволяла сделать вдох поглубже, но пальцами шевельнул и письмо взял. Потом все-таки открыл глаза - показал ими на второе письмо, от сестры.
...Тут пришлось даже подавить нежданный приступ зависти - сестра у князя была хорошая, писала нежно и трогательно, молилась о здоровье, обещала прислать денег. Младший Гарпий-то (теперь он - Старший, вот как повернулось-то...) , отсидев полгода в крепости и тоже побывав поблизости от казни, кажется перепугался навсегда. Написал за все это время один раз, деньги какие-то слал иногда, но общаться со старшим явно не желал, а другой брат так вообще ни разу и привета не передал - и это неожиданно оказалось очень больно.
Впрочем, тебе ли завидовать - с тобой Мари, и значит ты будешь жить, а братья... братья все равно останутся братьями - просто больше ты за них не отвечаешь совсем, где тебе отвечать, за кого?
Прощаясь, еще раз тронул руку, сказал уже вслух:
-Сашка, живи давай, пожалуйста.
Тот шевельнул пальцами, но глаза не открыл - дышал, и хорошо.
Его встретила Мари - и сначала он с полминуты просто стоял, уткнувшись в ее волосы и тоже дышал - вот так получалось, только так теперь и получалось, а потом уже оторвался и обернулся к Волку - рассказывать.