Entry tags:
Гнедич и Юшневский. Сумма.
Давно собиралась это повесить, и вот наконец-то свершилось!
В архиве Юшневских сохранилось 2 письма Юшневскому от Николая Гнедича (того самого, который автор "Илиады") - от 1822 и 1823 года. Больше, к сожалению, нет ничего - писем Юшневского к Гнедичу в Пушкинском Доме не нашли, возможно в каком-то архиве они и лежат, будем уповать.
Гнедич и Юшневский - практически ровесники (Гнедич на два года старше), учатся в Московском Университетском Пансионе, потом оба служат в Петербурге - оба штатские, один в Департаменте народного просвещения, один в Коллегии Иностранных дел. Приятели. Чуть-чуть про этот период жизни (1806 год) есть в воспоминаниях С.П. Жихарева, вот тут:
http://kemenkiri.narod.ru/gaaz/gihar.htm
Оба интересуются театром. Н. Гнедич пишет в эти поры разную хрень типа "Дон Коррадо де Геррера, или Дух мщения и варварства Гишпанцев" (вот я про это писала даже как-то: http://lubelia.livejournal.com/1059100.html).
Дальше пути расходятся - Гнедич так и остается в столице и занимается литературой, а Юшневский по своей дипломатическо-переводческой части оказывается в Бессарабии.
И вот внезапно, в 1822 году они списываются, видимо после долгого перерыва, видимо по инициативе Юшневского (и курилка Юшневский начинает с присылки турецкого табаку:).
1822-23 год - Юшневский уже в Тульчине, уже интендант, уже второй Директор, уже Русская Правда, второе письмо Гнедича он получит незадолго до киевских контрактов 1823 года.
Вот они, письма:
http://kemenkiri.narod.ru/gaaz/Yushn4.htm
...Кажется это была попытка поделиться со старым другом тем, что происходит - и кажется, Гнедич принял ее вполне благожелательно. Другое дело, что мы ничего не знаем о том, что было дальше - мы видим только осколочек истории... Ну и знаем, что Гнедич не был замешан (во всяком случае под следствие не попал и его имя нигде не фигурирует).
Но все эти люди связаны друг с другом - Гнедич общается с Иваном Матвеевичем Муравьевым-Апостолом (не могу понять, пересекаются ли они с Сергеем и Матвеем, и когда, но с вероятием - тоже да). Гнедич дружит с Никитой Муравьевым, например, тот из крепости просит матушку, чтоб она спросила ему у Гнедича Софокла.
19 июля 1826 года Гнедич пишет Екатерине Федоровне:
"Простите, почтеннейшая Катерина Федоровна, что осмеливаюсь тревожить Вашу горечь священную, справедливую. Но побуждение печальной дружбы, может быть, уважит и горесть матери. Вам известно, люблю ли я Никиту Михайловича.
Более, нежели многие, умел я ценить его редкие достоинства ума и уважать прекрасные свойства души благородной; более, нежели многие, я гордился и буду гордиться его дружбою. Моя к нему любовь и уважение возросли с его несчастием, мне драгоценны черты его. Вы имеете много его портретов; не откажите мне в одном из них, чем доставите сладостное удовольствие имеющему быть с отличным уважением и совершенною преданностью Вашего превосходительства покорнейшим слугою. "
Любовь и уважение, понимаете ли, возросли с его несчастием - 19 июля 1826 года. Что-то мне подсказывает, что Юшневского он тоже не забыл - просто, к сожалению, переписка Гнедича толком не публиковалась (не знаю даже, в каком объеме сохранилась). Возможно где-то что-то есть.
Курьезы:
Есть роман в стихах про Гнедича, судя по отрывкам - глючный и странный:
http://www.litkarta.ru/dossier/obezobrazhenny-ahill/view_print/
"Обезображенный Ахилл" это называется.
Обезображенный... Блин, да вы посмотрите на вот этот портрет:

Красавец же!
У портрета по сетевым источникам гуляет аттрибутация: где-то он уверено приписывается Кипренскому, где-то считается копией с утраченного кипренского оригинала, где-то и вовсе "работы неизвестного художника".
Но с персонажем во всяком случае все ясно - это Николай Гнедич, вот того времени, когда переписывается с Юшневским. Когда еще полдень, когда еще и над Тульчиным и над Питером стоит полдень - и все живы, и никтто не на каторге.
Ну и в качестве личного - глюка, не глюка. Но вот это вот от 1827 года:
ТАНТАЛ И СИЗИФ В АДЕ
(Из Одиссеи. Песнь XI, ст. 581)
После увидел я Тантала; горькую муку он терпит:
В озере старец стоит, и вода к подбородку доходит;
Но, сгорая от жажды, напиться страдалец не может:
Каждый раз, лишь наклонится старец, напиться пылая,
Вдруг пропадает вода поглощенная; он под ногами
Видит лишь землю черную: демон ее иссушает.
Вкруг над его головою деревья плоды преклоняли,
Груши, блестящие яблоки, полные сока гранаты,
Яркозеленые маслин плоды и сладкие смоквы;
Но как скоро их старец рукою схватить устремлялся,
Ветер отбрасывал их, подымая до облаков темных.
Там и Сизифа узрел я; жестокие муки он терпит:
Тяжкий, огромный руками обеими камень катает:
Он и руками его и ногами, что сил подпирая,
Катит скалу на высокую гору; но чуть на вершину
Чает вскатить, как назад устремляется страшная тягость;
Снова на дол, закрутившися, падает камень коварный.
Снова тот камень он катит и мучится; льется ручьями
Пот из составов страдальца, и пыль вкруг главы его вьется.
Чем не про разницу между Шлиссельбургом и Благодатском?
В архиве Юшневских сохранилось 2 письма Юшневскому от Николая Гнедича (того самого, который автор "Илиады") - от 1822 и 1823 года. Больше, к сожалению, нет ничего - писем Юшневского к Гнедичу в Пушкинском Доме не нашли, возможно в каком-то архиве они и лежат, будем уповать.
Гнедич и Юшневский - практически ровесники (Гнедич на два года старше), учатся в Московском Университетском Пансионе, потом оба служат в Петербурге - оба штатские, один в Департаменте народного просвещения, один в Коллегии Иностранных дел. Приятели. Чуть-чуть про этот период жизни (1806 год) есть в воспоминаниях С.П. Жихарева, вот тут:
http://kemenkiri.narod.ru/gaaz/gihar.htm
Оба интересуются театром. Н. Гнедич пишет в эти поры разную хрень типа "Дон Коррадо де Геррера, или Дух мщения и варварства Гишпанцев" (вот я про это писала даже как-то: http://lubelia.livejournal.com/1059100.html).
Дальше пути расходятся - Гнедич так и остается в столице и занимается литературой, а Юшневский по своей дипломатическо-переводческой части оказывается в Бессарабии.
И вот внезапно, в 1822 году они списываются, видимо после долгого перерыва, видимо по инициативе Юшневского (и курилка Юшневский начинает с присылки турецкого табаку:).
1822-23 год - Юшневский уже в Тульчине, уже интендант, уже второй Директор, уже Русская Правда, второе письмо Гнедича он получит незадолго до киевских контрактов 1823 года.
Вот они, письма:
http://kemenkiri.narod.ru/gaaz/Yushn4.htm
...Кажется это была попытка поделиться со старым другом тем, что происходит - и кажется, Гнедич принял ее вполне благожелательно. Другое дело, что мы ничего не знаем о том, что было дальше - мы видим только осколочек истории... Ну и знаем, что Гнедич не был замешан (во всяком случае под следствие не попал и его имя нигде не фигурирует).
Но все эти люди связаны друг с другом - Гнедич общается с Иваном Матвеевичем Муравьевым-Апостолом (не могу понять, пересекаются ли они с Сергеем и Матвеем, и когда, но с вероятием - тоже да). Гнедич дружит с Никитой Муравьевым, например, тот из крепости просит матушку, чтоб она спросила ему у Гнедича Софокла.
19 июля 1826 года Гнедич пишет Екатерине Федоровне:
"Простите, почтеннейшая Катерина Федоровна, что осмеливаюсь тревожить Вашу горечь священную, справедливую. Но побуждение печальной дружбы, может быть, уважит и горесть матери. Вам известно, люблю ли я Никиту Михайловича.
Более, нежели многие, умел я ценить его редкие достоинства ума и уважать прекрасные свойства души благородной; более, нежели многие, я гордился и буду гордиться его дружбою. Моя к нему любовь и уважение возросли с его несчастием, мне драгоценны черты его. Вы имеете много его портретов; не откажите мне в одном из них, чем доставите сладостное удовольствие имеющему быть с отличным уважением и совершенною преданностью Вашего превосходительства покорнейшим слугою. "
Любовь и уважение, понимаете ли, возросли с его несчастием - 19 июля 1826 года. Что-то мне подсказывает, что Юшневского он тоже не забыл - просто, к сожалению, переписка Гнедича толком не публиковалась (не знаю даже, в каком объеме сохранилась). Возможно где-то что-то есть.
Курьезы:
Есть роман в стихах про Гнедича, судя по отрывкам - глючный и странный:
http://www.litkarta.ru/dossier/obezobrazhenny-ahill/view_print/
"Обезображенный Ахилл" это называется.
Обезображенный... Блин, да вы посмотрите на вот этот портрет:

Красавец же!
У портрета по сетевым источникам гуляет аттрибутация: где-то он уверено приписывается Кипренскому, где-то считается копией с утраченного кипренского оригинала, где-то и вовсе "работы неизвестного художника".
Но с персонажем во всяком случае все ясно - это Николай Гнедич, вот того времени, когда переписывается с Юшневским. Когда еще полдень, когда еще и над Тульчиным и над Питером стоит полдень - и все живы, и никтто не на каторге.
Ну и в качестве личного - глюка, не глюка. Но вот это вот от 1827 года:
ТАНТАЛ И СИЗИФ В АДЕ
(Из Одиссеи. Песнь XI, ст. 581)
После увидел я Тантала; горькую муку он терпит:
В озере старец стоит, и вода к подбородку доходит;
Но, сгорая от жажды, напиться страдалец не может:
Каждый раз, лишь наклонится старец, напиться пылая,
Вдруг пропадает вода поглощенная; он под ногами
Видит лишь землю черную: демон ее иссушает.
Вкруг над его головою деревья плоды преклоняли,
Груши, блестящие яблоки, полные сока гранаты,
Яркозеленые маслин плоды и сладкие смоквы;
Но как скоро их старец рукою схватить устремлялся,
Ветер отбрасывал их, подымая до облаков темных.
Там и Сизифа узрел я; жестокие муки он терпит:
Тяжкий, огромный руками обеими камень катает:
Он и руками его и ногами, что сил подпирая,
Катит скалу на высокую гору; но чуть на вершину
Чает вскатить, как назад устремляется страшная тягость;
Снова на дол, закрутившися, падает камень коварный.
Снова тот камень он катит и мучится; льется ручьями
Пот из составов страдальца, и пыль вкруг главы его вьется.
Чем не про разницу между Шлиссельбургом и Благодатском?