lubelia

Про страх и про то как Алексей Петрович упал в обморок, повстречав Марию Казимировну:)

...Этой весной Алекс задыхался от счастья - сам не знал, почему так, просто так оно было. Цвели яблони, воздух был напоен ароматом и пыльцой, и пока кое-кто из сотоварищей мучился сенной лихорадкой - Алекс наслаждался. Ночами вылезал прямо на крышу, оборачивался - и вспархивал над Кишеневым, над цветущими садами, над одноэтажными деревянными домиками окраин, купался в потоках воздуха... хорошая была весна, хоть и тревожная.
В городе поговаривали о войне - не то с Бонапартом, не то с турками, не то с глубоководными чудищами, которых на южных окраинах становилось все больше, цены росли, на рынке было неспокойно, то и дело приходилось переводить с молдавского донесения о волнениях в деревнях.
Но пока всего лишь поговаривали, а вечерами так же танцевали, музицировали, развлекались как могли, гостили по окрестным имениям. Перед Вознесением Алекс принял приглашение приятеля-Чернобурого Лиса и отправился в его имение на берегу Днестра, где уже собралось все окрестное общество. Общество, прямо скажем, не блестящее - московские приемы он еще помнил, - но зато домашнее и веселое. Бессарабское дворянство отличалось гостеприимством не менее московского. Они приехали на самое Вознесение к середине дня - когда дом уже был наполнен народом и все собирались ехать гулять на реку. Алекс едва успел познакомиться с сестрой приятеля - Мари и ее мужем, Рыжим толстым лисом, с отставным майором-Конем и его очаровательными белыми в яблоках сестрицами, с семейством Бобров, живших неподалеку, как все уже собрались и покатили к Днестру. Поздняя весна продолжала бушевать, небо сверкало и сверкала река. Алекс оказался в одной повозке с майором. Тот все фыркал, крутил головой, а потом вдруг признался:
-Не по себе мне что-то. Не люблю Днестр - тут... слухи ходят, что чудища южные опять появились.
-Видели вы таковых?
-Видел. Страха не оберешься.
-Говорят света они боятся, только темноте выходят?
-Брехня, не боятся они света. В темноте им просто легче, потому что они тогда еще страшней кажутся, но... не знаю я, чего они боятся... Умирают - как не жили, - Коня отчетливо передернуло.- Вы будьте начеку, ох не по себе мне.
Они уже подъезжали к месту для пикника - ухоженной милой полянке прямо на берегу, как впреди раздались крики. Лошади всхрапнули и вздыбились. Алекс и майор сидевшие друг напротив друг друга больно стукнулись лбами, потом Алекс распахнул дверь и вывалился наружу, на ходу пытаясь расправить крылья. Даже почти получилось - пока он не увидел.
От воды наружу что-то поднималось, всползало на пригорок. Сначала зрение отказало совсем, потом восстановилось: к ним шли чудовища. Умом он понимал, что в сущности их не так много и они невелики ростом, но это - то, что видели сейчас его глаза, совершенно ничего не значило.
...Он, оказывается, никогда не знал страха. Конечно - боялся чего-то, все чего-то боятся - экзамены не сдать вот, когда мама болела, пожаров, однажды виденную кикимору, но - Боже, что он, умненький, благополучный мальчик знал раньше о страхе? Разделился надвое и пока одна его часть умирала, вторая методично делала зарубки в памяти: оказывается страх - не чувство в котором участвует только душа, страх - болезнь тела.
Ноги подкашиваются, со лба льет пот, живот крутит - как при лихорадке. Ни одного движения сделать невозможно, ни одной мысли в голове нет, тошнит - вот при виде этих зеленых, пузырчатых туш и бессмысленных лиц с отвисшими губами - как же тошнит-то... Хуже этого момента - когда он застыл в тягучей тошноте, не в силах сделать ни одного движения, не в силах перекинуться - ничего, наверно, с ним не было еще. "Господи, - сумел позвать тот из них, кто не боялся, а наблюдал со стороны, - Господи Иисусе, помоги мне!" - веры у этого, второго, не было ни на грош, вообще ничего, кроме холодного разума, но он зачем-то упрямо заставлял губы шевелиться и шептать: "Господи, Господи..." - пока горло не свело судорогой и его не стошнило на зеленую весеннюю траву. Краем глаза заметил еще россыпь красных и белых,уже запылившихся марцишоров на кривой старой яблоне - и согнулся еще раз.
И вот тут стало легче - стало легче телу, и стало легче разуму. Это я вот тут, я? Алекс Юшневский, наследник дома Гарпии? Корчусь и блюю от страха перед этими дохлыми рыбами? Да, пся крев, мыслимо ли?
Хватило момента передышки, чтобы оказаться в истинном облике - и ощетиниться когтями и жесткими серо-стальными перьями. Страх не отступил - но ушел на второй план, тело гарпии не умело так дрожать и обмирать, как человеческое. Зато ярость - птичья, бешеная, смывающая все ярость была ей знакома - и перед ней тот, второй, разумный - отступил.
Гарпий атаковал.
Взмыл, с клекотом упал на строй глубоководных, ударил крыльями и когтями, и взмыл снова, содрогнувшись от омерзения. Как в липкую плесень вляпался. Краем глаза заметил, что он уже не один - гнедой Конь молотил копытами чудищ, разбрызгивая зеленую вонючую жижу и оглушительно ржал, когда брызги попадали на его лоснящуюся шкуру. Так не пойдет, надо их... чем-то.
Боевой облик так боевой облик, в первый раз так - в полную силу, и кто же знал, что бой - это бой прежде всего с собой, с собствнным страхом и отвращением, а уже потом - с врагом? Теперь знаю, еще одна метка в памяти. Еще вырос, схватил когтями перевернутую повозку, которая валялась на дороге - видно лошади понесли и перевернули.
Путаясь в оборванных поводьях поволок вперед, тяжело приподнялся - и обрушил повозку прямо на зеленых. Захрустели кости, умирали чудища с каким-то писком и присвистом, оставшихся копытами добивал конь, и еще чья-то - веселая и бесстрашная ярость примешивась к его собственной. Алекс праздновал победу над своим страхом.
...С последним ударом повозка начала разваливаться прямо в когтях - и сначала он не понял, что именно увидел, просто обострившееся птичье зрение заметило какое-то движение внизу, в мешанине трупов, щепок и мусора. Лисица.
Чернобурая лисица с трудом удерживалась на краю повозки - ощерившись и распушивши огромный хвст цеплялась коготками и соскальзывала вниз.
Замер в воздухе - и медленно стал спускаться, стараясь не дернуть и не качнуть лишний раз. И подальше, подальше от этой жижи и плесени, вот - под яблоню, к марцишорам.
К ним уже бежали, летели, скакали - оставшиееся, те, кто теперь тоже был свободен от страха. Первым подскочил Лис:
-Мари, Мари - где ты?
Она уже поднималась - маленькая женщина в рыжем прогулочном платье, с растрепавшейся прической. Ткнулась брату в грудь лицом - только тогда стало заметно, что она испугана и ее трясет.
-Мари, Господи, как ты там оказалась?!
-Это все лошади... лошади понесли, и я приняла облик, а потом... потом, кажется, головой ударилась. Не наказывай людей, они не виноваты, они испугались, - она говорила слегка задыхаясь, щеки ее румянились, а каштановые кудри растрепались. Алекс смотрел на нее не отрываясь и тоже тяжело дышал.
Она обернулась к нему, улыбнулась - и тут он понял, что она вовсе не боится. Устала, возбуждена, но страха в ней не было. А когда она сказала:
-А здорово мы с вами их? - он понял, чья веселая ярость примешивалась к его собственной во время этого боя.
-Вы... вы все это время были там? Господи Боже...
-Там, да, не могла спрыгнуть, да и некуда было... Но ведь все обошлось?
Подбежал рыжий Лис, протиснулся сквозь толпу, подкочил к Алексу:
-Вы могли ее убить!
-Николай, молодой человек ни в чем не виноват...
Алекс побледнел, выговорил:
-Да... я мог... - и рухнул в обморок к ее ногам.

ЗЫ:
мэрцишор - это вот: https://ru.wikipedia.org/wiki/%CC%FD%F0%F6%E8%F8%EE%F0