Мария Волконская - Вере Муравьевой.
Читинский острог. 15 июня 1828 г.
Наша женская колония скоро увеличится — приезжает г-жа Юшневская...
Читинский острог. 19 февраля 1829 г
Будьте добры, милый друг, передайте прилагаемое письмо г-же Юшневской, если она еще не уехала от Вас. Ее муж очень хочет, чтобы она еще отложила свой отъезд до следующей зимы, чтобы привести в порядок, насколько это возможно, все дела. Я сильно сомневаюсь, что она согласится на это после трех лет волнений. Муж ее идет на это из чувства долга, но заверьте ее, что сердце его разрывается при мысли о столь долгой разлуке. Он приносит себя в жертву долгу. Конечно, Марии Казимировне37 нужно привести в порядок дела, но неужели для этого нужен еще год? Достаточно четырех месяцев. Предупредите ее, пожалуйста, что, если она хочет приехать с дочерью, ей не следует пускаться в путь без требуемых бумаг38, в противном случае она испытает все возможные неприятности в Иркутске, и дочь ее не сможет переехать через Байкал без специального разрешения Его Императорского Величества.
Читинский острог. 17 января 1830 г.
...Я пишу лишь то, что меня просят написать, и всегда буду считать своим долгом быть как можно более точной в выполнении поручений, которые мне дают: <--- > употребляю все свое красноречие, убеждая г-жу Юшневскую отложить свой отъезд, то же самое — чтобы заставить решиться г-жу Якушкину...
Мария Казимировна, 30 мая 1830- Семену Юшневскому.
В последнем письме пишет княгиня [Мария Николаевна Волконская] к Муравьевой Катерине Федоровне, что муж мой весьма в дурном положении только и живет одним воспоминанием обо мне, ожидает меня с таким нетерпением, что они очень боятся о его здоровьи, которое чрезвычайно расстроено; и так печалится поминутно обо мне, что они не знали, что с ним делать. Несколько дней не получил письма от меня, то князь Сергей [Григорьевич Волконский] боялся видеть его отчаяние. Он все говорит: "Что вы не хотите мне сказать: моя жена умерла; не скрывайте от меня сего удара: пусть я знаю мою решительную судьбу; жены моей нету уже на свете? скажите мне, умоляю вас". Все только и говорит и думает, что я верно уже не существую. Так нетерпеливо ожидает меня, что трудно описать его положение...
Короче, доигрался в благородство и допросился ее повременить - поехал крышей.
Читинский острог. 15 июня 1828 г.
Наша женская колония скоро увеличится — приезжает г-жа Юшневская...
Читинский острог. 19 февраля 1829 г
Будьте добры, милый друг, передайте прилагаемое письмо г-же Юшневской, если она еще не уехала от Вас. Ее муж очень хочет, чтобы она еще отложила свой отъезд до следующей зимы, чтобы привести в порядок, насколько это возможно, все дела. Я сильно сомневаюсь, что она согласится на это после трех лет волнений. Муж ее идет на это из чувства долга, но заверьте ее, что сердце его разрывается при мысли о столь долгой разлуке. Он приносит себя в жертву долгу. Конечно, Марии Казимировне37 нужно привести в порядок дела, но неужели для этого нужен еще год? Достаточно четырех месяцев. Предупредите ее, пожалуйста, что, если она хочет приехать с дочерью, ей не следует пускаться в путь без требуемых бумаг38, в противном случае она испытает все возможные неприятности в Иркутске, и дочь ее не сможет переехать через Байкал без специального разрешения Его Императорского Величества.
Читинский острог. 17 января 1830 г.
...Я пишу лишь то, что меня просят написать, и всегда буду считать своим долгом быть как можно более точной в выполнении поручений, которые мне дают: <--- > употребляю все свое красноречие, убеждая г-жу Юшневскую отложить свой отъезд, то же самое — чтобы заставить решиться г-жу Якушкину...
Мария Казимировна, 30 мая 1830- Семену Юшневскому.
В последнем письме пишет княгиня [Мария Николаевна Волконская] к Муравьевой Катерине Федоровне, что муж мой весьма в дурном положении только и живет одним воспоминанием обо мне, ожидает меня с таким нетерпением, что они очень боятся о его здоровьи, которое чрезвычайно расстроено; и так печалится поминутно обо мне, что они не знали, что с ним делать. Несколько дней не получил письма от меня, то князь Сергей [Григорьевич Волконский] боялся видеть его отчаяние. Он все говорит: "Что вы не хотите мне сказать: моя жена умерла; не скрывайте от меня сего удара: пусть я знаю мою решительную судьбу; жены моей нету уже на свете? скажите мне, умоляю вас". Все только и говорит и думает, что я верно уже не существую. Так нетерпеливо ожидает меня, что трудно описать его положение...
Короче, доигрался в благородство и допросился ее повременить - поехал крышей.