![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Некоторая сумма цитат. В начале 1840 года в качестве подарка на Новый Год Юшневкий, наконец, получает от Семена известия о том, что дело разрешено:
"Первое чувство, произведенное во мне известием о разрешении от начета, было - удивление. В положении моем я считал это несбыточным. Благоговею пред правосудием, оправдавшим беззащитного! "
( Read more... )
Однако не тут-то было, следуующим письмом Семен сообщает, что есть еще какой-то кусок дела, хвост в 29 тысяч с участием какого-то Свистунова (интересно, какого?)
( Read more... )
16 сентября 1840 года Юшневский пишет Пущину: (и куда ж без Сергей Григорьича-то?:))
( Read more... )
13 января 1840 года, Семену:
( Read more... )
А дальше известие о том, что как только стало можно - Семен решил заложить Хрустовую. И видно, что Алексею Петровичу требуется некоторое усилие, чтоб это переварить (впрочем, тут все обошлось, Хрустовая осталась за потомками Семена до революции).
А думаю я внезапно вот о чем. Чувак сидит глубоко на каторге по государственному делу - о том, как оно тянется, я пока ничего не знаю, только вот эти цитаты и Базилевич, который назвал сумму иска. Братья хлопочут - в финале видно, что Владимир едет в Питер и завершается это все при его участии.
Но вряд ли это все полностью заслуга братьев и безупречной честности самого Юшневского - кажется, кто-то должен был вписаться за него. Не прям грудью на амбразуру, но присматривать за тем, что происходит. Собственно, вариантов у меня два - Киселев да Витгенштейн, первый - из своих понятий о чести, второй - по-соседски и по доброте душевной.
В общем, тут надо, разумеется, рыть, даст Бог- когда-нибудь взрою.
А в сухом остатке на 1831-1832 год над Юшневским висит финансовая разборка такого масштаба, что по сравнению с этим мелкие долги сокамерникам за табак - это фигня в сущности. И сомнения в его финансовой честности ему больнее, чем обвинения по политической части.
"Первое чувство, произведенное во мне известием о разрешении от начета, было - удивление. В положении моем я считал это несбыточным. Благоговею пред правосудием, оправдавшим беззащитного! "
( Read more... )
Однако не тут-то было, следуующим письмом Семен сообщает, что есть еще какой-то кусок дела, хвост в 29 тысяч с участием какого-то Свистунова (интересно, какого?)
( Read more... )
16 сентября 1840 года Юшневский пишет Пущину: (и куда ж без Сергей Григорьича-то?:))
( Read more... )
13 января 1840 года, Семену:
( Read more... )
А дальше известие о том, что как только стало можно - Семен решил заложить Хрустовую. И видно, что Алексею Петровичу требуется некоторое усилие, чтоб это переварить (впрочем, тут все обошлось, Хрустовая осталась за потомками Семена до революции).
А думаю я внезапно вот о чем. Чувак сидит глубоко на каторге по государственному делу - о том, как оно тянется, я пока ничего не знаю, только вот эти цитаты и Базилевич, который назвал сумму иска. Братья хлопочут - в финале видно, что Владимир едет в Питер и завершается это все при его участии.
Но вряд ли это все полностью заслуга братьев и безупречной честности самого Юшневского - кажется, кто-то должен был вписаться за него. Не прям грудью на амбразуру, но присматривать за тем, что происходит. Собственно, вариантов у меня два - Киселев да Витгенштейн, первый - из своих понятий о чести, второй - по-соседски и по доброте душевной.
В общем, тут надо, разумеется, рыть, даст Бог- когда-нибудь взрою.
А в сухом остатке на 1831-1832 год над Юшневским висит финансовая разборка такого масштаба, что по сравнению с этим мелкие долги сокамерникам за табак - это фигня в сущности. И сомнения в его финансовой честности ему больнее, чем обвинения по политической части.
