lubelia

Почему Кипр,, спросит искушенный читатель путевых записок, ну какой Кипр, а не, к примеру, Крит. Или Лесбос. Или эта? как ее, бишь, древнюю.. Итака, да? Вот на Итаку бы каменную, за музой и вдохновением…
Потому что нам было уже все равно - куда.
Погода ли московская тому виной, когда в июле мерзли руки и носы и гляделся снегом тополиный пух, работа ли виной (и подкатывает к горлу золотая расплавленная ярость на абонентов б+), личная ли жизнь, более похожая на безличное ее отсутствие... Но организм сказал, что больше не может.
Сначала он вежливо шептал - то нервным тиком, то болью в горле и сердце, но вспышками злобы на всю поднебесную. Потом он сказал прямо. Что его, организма, задрало. Что ему, организму, обрыдло. Что если его, организма, заставят еще раз подскочить с нагретого дивана в шесть утра и ехать куда-то на другой конец города удовлетворять абонентов оральным и иными способами - он, организм, не спросясь мозговых полушарий пойдет в отдел кадров за вольной.
Что делать? Дух бодр, плоть же наша немощна, как сказал апостол Павел, на Крите кстати, бывавший и проповедовавший. Телу надо спать. Телу надо валяться на пляже. И главное - не думать, мозговая деятельность вредит жизненному процессу. Надо ехать – решил организм.
Поначалу нестойкие умы наши были прельщены Грецией. Афины, Олимп опять же -славные древние места, овеянные славой и знакомые до всех косточек и камушков. Но ленивые мозги сказали, что не хотят. Что пошли все эти греческие колонны скопом - никаких экскурсий по классическим развалинам. Никаких Фермопил. Никакого Акрополя, с воздушной Никой, никакого теряющегося в солнечных лучах Олимпа, никаких Салоник, родины Кирилла и Мефодия...
На Кипре этого мало – историзмов и достопримечательностей. Пеннорожденная отсюда зато, благая, с голубками, с воробьями, увитая миртом и розами, с ароматом яблок в золотых своих волосах, с мальчишкой-Эротом и ликом ботичелливским... Выйдем хоть на недельку из-под покровительства мудрой светлоокой Афины Работницы, решили мы, разгоним сов и отойдем от оливковых древ!
И другая Владычица есть там - Небесная, Богородица Кипрская, на троне восседающая, с ангелами и ветвями. Знамение было от нее во время оно - нечистый сарацин стрельнул из лука и попал в пречистое колено Деве, и кровь истекла оттуда. Чтома она и на угрюмом севере нашем и в деревеньке Стромынь исцелялись от нее крестьянские девы... Своя Владычица, домашняя, добрая.
…Агентства, фирмы и фирмочки кишели кишмя, предлагая свои услуги. Мы гордо воротили носы. Какие 500 драхм за четврехзвездочную лачугу, пусть и на берегу??? Какое-такое, шалык-машлык, центральное кондиционирование с возможными перебоями? Что значит анимация на греческом и немецком за дополнительные двадцать европейских талантов?
За неделю до выезда нам начали предлагать отель Магриб. По спецпредложениям, он везде стоил порядка 350 баксов и потрясал четырьмя звездочками на отельных погонах. Нам впаривали его упорно. В каждой фирме. Разливались сладкими менеджерскими голосами, впаривали, впаривали, впаривали... Если бы не "море будет у вас через подземный переход от отеля" - мы бы поехали. Но подземный переход к морю убивал и потрясал своей абсурдностью и мы решили положиться на великий русский авось., а Магриб заигнорить намертво.
Полетим, куда полетится, решили мы.
И в последний момент, почти наугад нашелся на первый взгляд из просторов инета отельчик, с бассейном, ванной и телевизором, заявленной первой линией и русскоговорящим персоналом. От добра добра не ищут, решили мы, этот так этот – и закупились.
...Последние дни штормило. Душила злость - на весь этот мир. Мир робко жался по стенам, и пытался умилостивить - хлопьями тополиного пуха в солнечных лучах, свежим и строгим запахом травы в темном парке, грозовыми тучами над серой рекой.. Не помогало. Безнадежный взгляд прожигал насквозь нежные облака. Усталый голос разъедал кислотой ткань диалога. Дерганые жесты вызывали в памяти разве что балаганных, неискусно раскрашенных марионеток. Сны были чудовищны: абоненты билайна, звонящие прямо домой и требующие шести центов; старуха-ведьма, жрущая человеческие кишки на загаженной лестничной клетке; скорчившийся и замерзающий в лесу безбашенный игровой возлюбленный; рухнувшая под грузом флейма и взаимной ненависти байра... Дни были не лучше: девушка, это билайн? Наверно я ошибся номером, но вы скажите, где мои шесть центов? Девушка, девушка, у нас старшина базовую станцию вашу отключил за то, что мы сортир не вычистили… Вон огонечки на ней не горят, и связи нету нифига!
…Но Дорога благосклонна. Она уже зудела и извивалась под ногой, она звала. Власть ее блага и милосердна, и она дарит свое благословение не только тем, кто по трассе с рюкзаком, или пешком с котомкой и палкой, или на узких байдарках по быстрым горным рекам, или на лыжах - на самую снежную вершину... Милосердна она и к тем, кто кидает понты и предпочитает суету и урбанистическую мощь аэропортов, базарные развалы дьюти-фри, серпантины очередей на регистрацию, выветренность и слаженность передвижений самолетов по взлетным полосам...
Четыре часа пустоты и легкости на высоте в десять километров - что может быть лучше? Это и есть счастье – смотреть из круглого иллюминатора вниз на солнечный пух облаков и смотреть прямо - на синеву, ясную и спокойную, как корпоративный абонент, оплативший все счета, и смотреть вверх на невыносимую ослепительность светила... Это и есть счастье, да.
... А последние дни наступали тяжело и грозно, нависали синими тучами, моросили серым мелким дождичком, болели желудком и головой и лишали разума. Ядовитые пары усталости покрывали мутной патиной редкие извилины, дергали и теребили слабые нервы. Разум, словно трость колеблемая заколебался, зашел за рассудок, спрятался за ним, как больной психоневрологической клиники хоронится за кроватью от санитара со шлангом и холодной водой. Метро отхрюковало баклана, пытающегося проехаться до самого-самого упора (упор оказался темным и страшным - пустой трясущийся вагон и дикий ужас опоздать на работу... оказалось, что поезда выезжают из упора обратно ровно через две минуты, и на работу опоздать нереально). Документы путались и создавали напряги, пенились номерами подразделений овд, отфыркивались сериями и номерами паспортов... Деньги стремительно утекали между дрожащих пальцев, оставляя золотистую дымку и привкус горечи и мартини. Абоненты клокотали, выспрашивая про любимый номер. Билайн переезжал в новый офис и общий переезд накладывался серым воздушным флером на персональный. Тяжело и тошнотворно ныл затылок. Аська слетала каждый три минуты. Плохо было в те последние дни, и с трудом и натугой шептали губы молитвы святым апостолам Павлу и Варнаве, и Лазарю Четверодневному, первому Кипрскому епископу, чьи мощи находятся ныне в латинянском Марселе и многим святым отцам, просиявшем в тамошних горных монастырях, напоенных тишиной, словно миром благовонным...
Скажите, добрые люди. Нет, ну вы честно скажите - где вы видели в этом караван-сарае, гордо именуемом российской федерацией, в этом балагане, на этой непотребной рыночной площади - честного лекаря? Верно, ответите вы мне, не видели. Умных видели, умелых видели, хороших и добрых - видели.. Но чтоб не брал взяток и не давал больничный за мзду? Не бывает такого, скажете вы, и вырвите язык тому наглецу ,который рассказывает такие сказки!
Ан нет.
Ибо механизм вселенной несмотря на полную и окончательную свою благость настроен так, чтобы чинить препятствия благочестивым паломникам (А кто посмеет сказать мне, что мы не благочестивые паломники - постом да в православную страну?). Так вот лекари, как один, отводили глаза и говорили, что супротив закона они не попрут. Что они, лекари, в Бога веруют и взяток не берут. Что на них, на лекарях честных, держится святая Русь, и что нечестивцы только на эту честь смеют посягать, и будет тем нечестивцам содом и гоморра в одном флаконе.
Гоморра с содомом наставали - уже готовился взлететь обтекаемый и серебристый летучий корабель наш, а вожделенной бумажки с печатью и закорючкой-подписью - не было.
Разрулили. За четыре часа до вылета – разрулили.
Любезный читатель мой, можно эту печальную и зловещую повесть мы в другой раз? Потому что зубы от нее сводит, и желудок дергается , и печень болит, и вообще пушкин умер, бродский умер и я себя как-то тоже нехорошо... Договорились, да ведь?
Последний вечер, разруленный, укрощенный, смирный как кастрированный кот, навалился тяжкой тоской. Небо серело и сыпало мелким холодным дождем. Собранный наугад рюкзак уныло зеленел в углу. Из компьютере пела Умка. На Дорогу не хотелось. Закончился вечер плохо совсем - пакостью гадкой и мерзкой, неожиданной и переворачивающий душу отвращением, но об этом мы, любезный мой читатель тоже не будем, ибо на кой о плохом, когда впереди все-таки была она, Дорога, начинающаяся у порога дома и расходящаяся мелкими тропками по всему миру..
Наконец свершилось. Остались под серым московским небом серые московские неприятности, и серебристая птица наша взмыла в сияющий эфир - в зону непрерывной турбулентности, на высоту пятидесяти стадиев, где за бортом минус сорок, а на борту попивают дрянное молдаванское вино и осаждают туалетные кабинки...
Жара была на Кипре, когда мы сходили с трапа Жара била в темя, и ошпаривала уши, и закупоривала глотку, и обжигала нос и лоб. Это было счастьем - жара, настоящая, весомая, крепкая и золотая. И был Кипр, проплывающий мимо автобуса золотым: - желтое золото песка, и белое золото известняка, и красное золото айа-напской глины, и драгоценные камни красных и фиолетовых цветов у отелей, и мутный малахит картофельных полей и янтарные кругляши стогов и густо-фиолетовое небо над светлой полоской моря...
Заведение наше, не чета некоторым российским гостиницам, в которых вечный слоеный пирожок соседствует с жесткими диванами и жуткими росписями столовых, оказалось вполне даже пристойным. В нем исправно работал заявленный кондишен, а трапеза.. О, трапеза вполне могла усладить изнеженный вкус человека, который до того месяца два питался исключительно йогуртами из баночек и бутербродами из рабочей столовой.
Национальная кипрская кухня. Ы.. Еще почитывая глянцево шуршащий разными соблазнительными призывами путеводитель обратили мы внимание на местное блюдо "соленые огурцы в йогурте", как на наиболее загадочное для русского вкуса. Не более загадочное, чем бельгийской сало в карамели, или китайские яйца моченые , но что-то вроде того.
Оказалось, что киприоты просто не умеют солить огурцы. Где им, южным и важным, понять всю прелесть холодного пузырчатого соленого огурчика, с налипшими веточками укропа, и одной гвоздичкой на трехлитровую банку, и хреном, хреном по дну, и черносмородиновой веточкой, и горошком перца, где им понять прелести двойного засола: залить рассолом, сутки дать настояться, прокипятить еще разок и закатывать, закатывать, заполнять темные сырые дачные подвалы... Гадкие, одним словом, на Кипре огурцы делают. Не соленые, а малосольные и в каком-то уксусе вымоченные... терпкие не в меру, кислые без мысли, пряные невпопад.
Только с йогуртом и есть, а йогурт местный - это что-то такое вроде домашнего сыра. В общем, оказалось не страшно, а более менее съедобно.
В целом же никаких особенных красот древней кипрской кухни. Ну мясо в вине с луком, ну рыба, ну салат греческий (огурцы, помидоры, лук, оливки и кусочек брынзы - вариант дачный). Без полета туристов кормят, да, без полета. Говорят, если уйти из курортной зоны, и рвануть в девственные леса, в малые каменные деревеньки на склонах поросших оливами и виноградом гор – там есть истинные художники, которые способны усладить своим мезе самый взыскательный европейский вкус… Но мы были тупые и жующие туристы, и гордились этим, и было нам не до кулинарных изысков, а до холодного пива на жарком пляже и прочей выпивки…
Местная выпивка… Ангелы, ангелы, певшие Веничке, несчастному пьяному Веничке, навсегда ушедшему на Дорогу в поисках Кремля своего пряничного, ангелы, дайте мне сказать без мата и внятно...
На этот раз мы начали пить с Иремеля. Иремель достоин отдельной оды, гимна, эподы и эклоги разом - но он ни разу не киприотский, башкирский иремель, вывезенный мной когда-то из далекой разноцветной по весне Уфы, и шел он на ура - и на паспортном контроле, и на таможенном контроле, и на посадке, и в самолете... Но плоды башкирской природы заканчиваются быстро. и иремель, как и мед, является весьма странным предметом, имеющим тенденцию к мгновенному исчезновению - он испаряется в горячем дорожном воздухе, оставляя за собой лишь аромат и сладкие воспоминания.
Шотландский жестковатый и терпкий виски пришел на смену восточной роскоши бальзама на травах. Мы не были снобами, и мешали его с вечной колой, ибо с чем еще мешать виски в самолете? (Однажды пробовала с томатным соком.. Ангелы, отгоните от меня сии тяжкие воспоминания!)
….А потом пришло время местных вин, и тут ждало меня жуткое разочарование, ибо вина кипрского разлива... Букет Молдавии, третий сорт не брак. Не сравнить с благородной прозрачностью и снобством французских, и теплом и ароматом итальянских, и густотой и терпкостью грузинских, и чистой внятностью и настойчивостью испанских... Так себе вина, прямо скажем мы читателю, и ангелы подтвердят и кивнут и со своего прозрачного, словно спирт, неба. Одно забавное исключение - коммандария. Это наш кагор, - гордо говорили киприоты, это вино, которое удостоено высочайшей чести, и пресуществляется за каждой литургией в Кровь Господа нашего!
Портвейн портвейном, решили мы, распив первую бутыль. Хороший такой портвейн, качественный, не Сахра и не Агдам. Какой, нафиг, кагор?
…Оказалось, что этого вина много сортов и вот его - действительно можно пить. Да, это не для любителей сухих и ароматно-горьких напитков, каммандария сладка и десертна, весела и ни разу не пальцата. И вкус действительно варьируется от неплохого кагора до хорошего портвейна в зависимости от степени выдержанности и состава ягодно-фруктовых добавок. Коммандария примирила меня с местным виноделием, потому что все остальное… Когда на бутылке ясно написано, что вино сухое, а на деле оно оказывается полусладким да еще и явно и неслабо крепленым… Это нечто. У киприотов какие-то свои личные представления о сухости вин.
…А венец творения... Ангелы, не спрашивайте меня о водке... Не заводите этого стона, иначе я все-таки скажу прямо и честно... Нет. Нельзя про кипрскую водку при детях.
По порядку.
Разумеется, в какой-то день мы сгорели, как сгорает солома в огне, как сгорает картошка на забытой зазевавшейся и заболтавшейся по телефону хозяйкой сковородке, как сгорает сердце влюбленного в пылу страсти, как сгорает дух истинного исихаста в чистом пламени молитвы Иисусовой... Нас трясло ознобом, и кожа горела огнем, и голова болела, и утомленный солнцем организм требовал срочно сравнять внутреннюю температуру с наружной. Хотелось водки. Холодной водки в запотевшей рюмке, и закусить огурчиком, или на худой конец соленой оливкой.
А раз русской женщине чего-то хочется - она добьется.
Когда мы заказали три водки на нас посмотрел официант. Было в этом коротком взгляде что-то неуловимо загадочное - так исследователь, трое суток бредущий по пустыне в поисках редкой змеи натыкается на человеческие скелет в зарослях саксаула, таким взглядом гонщик смотрит на вдруг переворачивающееся вверх ногами перед самым лицом шоссе, не успевая понять, что он уже давно мертв, таким взглядом пожилая торговка фруктами провожает сноба, купившего четыре ананаса и полкило репчатого лука...
Водка была в высоких бокалах с трубочками и в нее были щедро насыпаны кубики льда и на краю бокала одиноко посверкивал коктейльная долечка лимона.
Я выпил. Ангелы, ну как же не пить, когда плохо так? Когда горит все, и болит, и муторно и душа содрогается, ну как же не выпить, пусть даже такой, отвратной и гадостной, именуемо по-местному узо...
И больше не будем на эту больную тему, ладно читатель? не надо оно тебе больше-то...
…Грустный получается рассказ. Но кипрские печали светлы и прозрачны. Неприятности хороши тем, что потом можно со смаком рассказывать их как байки. К примеру представьте себе картину: центр курортного города Айа-Напы в три часа дня. 45 градусов. Пекло. Море метрах в пятистах, оно плещется за грядой отелей, супермаркетов и ресторанов, и до него еще идти и идти, а на прокаленной, сияющей белой улице нет никого, кроме трех русских девушек, вышедших "куда-нибудь поесть мороженого". И мы, девушки, тоже все в белом, под стать этому сиянию, белому солнцу, белым плитам, и белым машинам, который устало отдыхают на парковках - никто не ездит в такую жару.
Идем себе идем, и совсем не замечаем, что на краю улицы притаилась лужа. Откуда она там взялась в такую жару - увольте меня, не понимаю. Возможно ее наэнергуствовал какой-то дурной на голову кипрский маг, возможно на этом месте инопланетяне отмывали свое НЛО от застарелой космической пыли, возможно она просто самозародилась от миражного блеска асфальта под солнцем, но она ждала. И как только мы с ней поравнялись - из-за угла вынырнула сияющая, белая машина. Разумеется, наступила колесом в лужу, разумеется - облила нас с ног до головы и умчалась за поворот сверкающим видением.
Нет скажите, вам ведь так слабо - найти единственную на весь город лужу и оказаться у нее как раз тогда когда по ней проезжает такое белое великолепие?:))
Вообще же Айа-Напа - город маленький, рыбацкая деревня, которую вдруг объявили курортом и понастроили отелей и отдали на растерзание туристам. Она теоцентрична, как и всякий правильный населенный пункт, и в центре его монастырь, в центре которого - когда-то чудесно обретенная икона Пресвятой Богородицы. Бесконечна милость Владычицы Небесной и она хранит это место , почти целиком состоящие из отелей, ресторанов и супермаркетов... наверно и оно достойно жизни.
Молодежный же центр города, то, что называют кипрским Лас-Вегасом и ради чего туда съезжается подростки со всего мира расположен неподалеку от монастыря, но как-то очень правильно и четко отделен от него. Есть монастырь, есть город (отель-ресторан-супермаркет-отель-ресторан-супермаркет-отель-ресторан-супермаркет;море-пляж-вокзал) и есть центр города (бар-дискотека-бар-дискотека-дискотека-бар-бар-бар). Меня последние интересовали мало, поэтому я туда забредала всего пару раз в чисто туристических экскурсионных целях. Экскурсионные цели себя оправдали. Потрясла униформа отдыхающих дам: футболка-топик и юбка-пояс, сантиметров двадцать в ширину, что называется "по самое мама не балуй" вне зависимости от параметров фигуры. Юбка черная, топик белый или наоборот. Цветовых различий не допускается, девушка в цветном платье до колена выглядит королевой и привлекает всеобщее внимание. Почувствовала себя человеком в своем сарафанчике, который скрывает недостатки фигуры и подчеркивает только безусловные ее достоинства...
Ехх... О чем баба писать не возьмется - все сведет на бабство - на шмотки да на мужиков. Бабе - бабье, любезный мой читатель, и хоть называли нас там исключительно ледями (британская колония, однако ж стиль), но оставались мы бабами, приехавшими дрыхнуть на пляже и жрать мороженое. Поэтому и стиль нашего рассказы дергается от гоголя и булкагова, до обычного трепа за мужиков... Хотя и не до них было, и только официанты нашего ресторана привлекали отчасти наше непристальное внимание – как скользили они с надменными изгибами бровей, и как по-разному смешивали коктейли и как притворялись, что не понимают по-русски, но на брань реагировали…
Итак, по делу. Собственно, раз мы приехали отдыхать, то мы и отдыхали- большую часть времени просто валялись на пляже, наблюдая за оттенками моря и неба. И небо было фиолетовым, густым, мутным и темным над самым морем, почти белым, сожженным до прозрачности чуть повыше, и настойчиво, отчаянно синим в самом зените. Без облаков было небо, без белопушистостей и сентиментальных аберраций, без поэтических украшений и развесистых эпитетов. Небо и небо. И море было строгим - золотым у самого берега, и зеленоватым чуть подальше, и таким же густо-фиолетовым у самого горизонта, что и неба, все по моде, трехцветность соблюдена.
…И ходил по пляжу гид, и предлагал свои экскурсии... Груба и весома была речь его, как рубленая аттическая тетрадрахма. «Я любить русский,-- говорил он, и я не любить турфирм, который наживаются на вас. Я предлагать вам те же экскурсии, но дешевле. Я кормить вас настоящий греческий мезе! Я возить вас в настоящий кипрский горы на джип! Я гулять вас на теплоходе до Фамагуста и угощать бесплатный коктейль!»
Набор предлагаемых мероприятий потрясал воображение - рыбалка на осьминога (пять утра, бесплатная выпивка тому, кто хоть одного осьминога все-таки отловит), "кипрская ночь" - фольклорная программа, мезе, неограниченная выпивка, танцы с местным населением, "греческая ночь" - белые греческие туники, фольклорная программа, неограниченная выпивка, танцы с местным населением, "прогулка на осликах": верховая прогулка по горам на осликах, дегустация вина, вечером мезе, фольклорная программа, неограниченная выпивка, танцы с местным населением...
Короче, мы выбрали единственное, что было без танцев, зато с горами -"Джип-сафари".
Не пожалели. Сафари было... Было. Сафари. Три пышнотелые аглицкие девы, которые составили нам компанию, испуганно визжали на каждом повороте, и взывали к аглицкому своего джизасу, ударяясь затылками о потолок джипа. Мы сидели молча и тащились. Ограничение скорости по знакам - 40 км. На спидометре - все 80. Ограничение - 60 – на спидометре 120. Ограничение - 80 - летим за 130. По гравийной дороге, и гравий в разные стороны, и шины визжат, и с одной стороны - обрыв вниз и кипрские зеленовато-желтые дали, а с другой стороны отвесно вверх известняковая скала . И медный карьер, запредельно страшный: белый-белый известняк, и разноцветные - зелено-красно-рыже-черно-бурые склоны и чудовищное мертвое озеро внизу, отравленное, разъедающее берега, в кровавой каемке и с синими переливами по неподвижной поверхности. И другое озеро по контрасту, водохранилище: тихая заводь в сосновых берегах, и густая хвойная благодать, очищающая разум и просветляющая душу, золотая и прозрачная. И сухая трава на берегу, и невероятно жесткие колючки по склону, куда мы, разумеется, лезем (девы наши аглицкие остаются на смотровой площадке и любуются тем же видом - укрощенным и насильно вписанным в фотоаппаратные рамки, прилизанными и политкорректным). А нам надо наверх, где раскаленная смола на медовых стволах, и пахучий тимьян, и серые валуны. Потрясаюсь, насколько похоже на островки вокруг Валаама: камни и солнце, и хвоя, и поблескивание воды, и запредельный покой. И монастырь, который мы проезжаем - совсем привычный и знакомый: церковка со старыми строгими фресками (а сама церковка каменна, но в забавной деревянной шубе: и галерея и крыша, только самая каменная макушка торчит на солнце. Правильная церковь - дев аглицких обряжают в юбки, ибо не гоже женщине, сосуду скудельному, в храм Божий в виде соблазнительном, с обнаженными коленами и плечами... Кланяюсь строгой Богородице, и дальше, дальше, к водопаду, звенящему по кипрским камням.
В водопаде купаются только русские. Остальным стремно и холодно, а нам - самое то, лезем и плещемся. На нас смотрят прямым текстом, («крейзи рашен!»), а нам хорошо - водопад. Невысокий, метров шесть-семь в нем, и не холодный, но струи дерутся больно, и рассыпаются по камням веером брызг и веют прохладой…
… Что осталось в итоге от Кипра? Осыпался с ресниц сон, и выпита бутылка вина, и раздарены сувениры. Москва встречала серым ливнем в иллюминаторы и лужами под ногами. И снова в бедное сердца стучатся безнадега и грусть, но, кажется, все же появился шанс с ними справится.
Эстель рулитJ)
Мы ведь справимся, да?