lubelia

Кажется, опять буду ругать. И начну - с костюмов.

Костюмы - чудовищны. Зачем было делать их такими, чтобы специально уродовать людей - не представляю. Особенно не повезло дамам - Серафиме Ильиничне, Маргарите Ивановне и Раисе Филипповне. Да и сам Подсекальников в этих кривых штанах... Ни стилизации под эпоху, ни смысла, ни... ничего.
Ну и обилие сине-красных цыган... Не то, чтоб я не любила это цветовое сочетание - я сама внезапно под цвет спектакля была в синей юбке и красной блузке. Но крупным планом Карина в полосатом красно-синем с огромными зелеными тенями во все глаза? и накрашенные мужики в чернокудрых париках... О нет, это выше моего понимания.
О самом спектакле. Товарищи говорят, что мне не слишком повезло, потому что бывали спектакли и более... цельные и осмысленные, хотя и не намного.
Гимнастика на сцене. Они, бедные, вынуждены тягать эти табуретки в разных видах, лазать по ним, Иванова вон внезапно балетными движениями ногу задирала ( и... в общем да, еще может задрать ногу, респект тетке). Нет, смотреть, как Ванин крутит табуреточки тремя пальцами, и кроме пальцев у него ничего больше не двигается вообще (и при этом видно, с какой натугой вертят эти тяжеленные табуретки остальные) - да, гвозди бы делать из этих людей. И пластика, пластика, Ванин ладно, а какая пластика у дедушки Долженкова!
Но в целом - можно и помилосердней к актерам, которые все-таки ради того, чтобы играть, а не физическую форму демонстрировать там, где можно бы и обойтись.
Зрелище глобально рассыпалось на разные фрагменты: то стебно-карикатурные (местами и правда уморительно смешные - ГРАНД-СКУБИК - Санников был великолепен; местами чудовищные - например, сцены с Капочкой-Ивановой). То - вроде бы серьезные - монологи Посекальникова, из них два ключевых - про "тик и так" и самый финал. И все это перемежалось цыганским пением и плясками, которые ровно ничего к смыслу спектакля не добавляли, на мой вкус, разве что визуально редко отделяли одну сцену от другой (белые костюмы героев вс красно-синие цыгане).
Спектакль в итоге получается довольно бессмысленный. На посмеяться над комедией? Нет, не смешно - вот так же Капочка - не смешная ни разу, чудовищная она. Да и ряд шуток идет мимо нынешней публики - да, старшее поколение ржало над тем, как в глазах Санникова прокручивался список Коминтерна, по фамилиям, в поисках "Шульца". А молодежь, кажется, вообще не уловила, про чего это он. (А Горшков, предыдущий Гранд-Скубик, говорят, еще и Минина от Пожарского толком не отличает ,а ведь это опять же шуточка... очень про двадцатые-тридцатые годы).
И самое слабое место спектакля - это увы, Подсекальников-Гусев. Собственно, нет, образ-то получился: слабый, глуповатый, не слишком образованный, обиженный на весь мир, не справляющийся с потоками дерьма, которые в какой-то момент начинают лезть из души. Нехороший человек, злобненький. Он у меня четко лег в ту литературную традицию, где "люди подполья" типа Поприщина.
Но - это можно играть как трагедию. Так, что на "тике и таке" зал дышать перестанет.
А тут как-то... не переставал.
Кажется, ключевое - да скучное он играет. Скучный человек Подсекальников, и жил скучно - бездельничал, тунеядствовал, жене и теще нервы портил, и помирал скучно - всего-то и хватило в Кремль попытаться позвонить, и финальный монолог про "нам трудно жить"... Нет, текст там хороший. Блин, такой хороший, такой актуальный текст!
А вот - нет. Трагедии не сложилось, получилась драма слабенького и дрянного человечка, на которую не слишком интересно смотреть. За другими - интересней.
Например, совершенно прекрасная и очень живая была Мария Лукьяновна - Чирва. Играла женщину явно "из простых", которой вот достался внезапно такой дурацкий муж, и которого она любит скорее по-матерински, чем по-женски, но действительно любит и готова раз за разом прощать.
Или вот писатель Виктор Викторович. Наповал был писатель со своим монологом про "Русь, куда несешься ты?!" и "рабочими кварталами Франции".
В целом же было довольно интересно наблюдать, как из в общем-то карикатурых ролей - кто-то делает живого полноценного персонажа, кто-то - карикатуру, но смешную, кто-то - карикатуру, но - не смешную.
Вот, например, Калабушкин-Ванин. Поначалу мне не понравилось совсем - ну ужимки доктора Стравинского - те же интонации, ну живот также почесывает, ну смешит... У него и текста немного, при том, что двигатель сюжета в общем-то он... Однако во втором действии чистого стеба стало меньше, крайне интересно стало наблюдать за реакциями персонажа на реплики всех остальных, на взаимодействие с Илоной... И - да. Если смотреть и глючить (ну или принимать глюки на голову), то там кое что начинает ... выстраиваться.
Поначалу сыграла ассоциация со Стравинским. Это ведь те же годы, и играется то же самое: человек с явным "прошым" и прошлым разнообразным (у одного - Пилат, у другого - "человек перед смертью в штанах не нуждается" (в оригинале, кстати, не его реплика, тещина, кажется). Нашедший способ жить: вот в этом стебе, в насмешке, которая позволяет отстраниться.
Да только отстраниться и не быть серьезным ни на секунду, не получается. Первый раз прорывается на доносе Егорушки - там в глазах такой ужас мелькнул... Есть чего бояться.
Потом - несколько раз во время банкета. Ах, как он слушал про "Париж с марксистской точки зрения"! Меня надолго погрузило в размышления - а почему, собственно, он не в Париже-то, такой красавец? Не вышло уехать и сбежать тогда, а сейчас уже не выходит - гайки закрутились? Сам выбрал - жить тут, жить тихой и спокойной жизнью, разочаровавшись в белом деле? (тут "Дни Турбиных" в своих разных редакциях очень всплывают). Очень еще булгаковское было в том, как он пьяненького священника слушал, насчет глобальной разницы "по религии" и "по совести". У бывшего белого офицера может быть счет к попам - да, кажется, есть счет. В православии и самодержавии он явно году в девятнадцатом-двадцатом крепко разочаровался. Может потому и вышло остаться тут?
Потом его в какой-то момент просто накрывает опьянением и он лежит головой на столе, а кругом пляшут эти цыгане, и кажется, что эта поза - чтобы закрыть лицо. По которому внезапно... все становится видно - и прошлое, и настоящее.
И второй раз его накрывает страхом, когда Подсекальников начинает носиться со своей идеей "звонка в Кремль". Сначала это эдакая оторопь: "Блин, чтоб ж я наделал-то?", а потом, во время самого звонка - накрывает, видимо, совсем, застывает, замирает... так что потом ноги не очень держат, а рулить процессом дальше и напоминать Подсекальникову о времени приходится Маргарите. Пока Калабушкин медленно приходит в себя и выдыхает - кажется, обошлось. На этот раз - обошлось.
Еще упорно мне казалось, что вот вся эта затея (да тоже в общем, при всех его страхах - довольно рискованная, вон сколько диссидентов-то набежало на Подсекальникова, чем бы не обернулось - Калабушкин со своим прошлым идет по лезвию бритвы.) - может быть это последняя попытка добыть столько денег, чтобы - сбежать наконец в Париж? ну или уехать куда-нибудь туда, где - не найдут? Что-то там явно происходит в его жизни - тир вот уже давно закрыт, жена умерла (и например, если болела - может быть сидел на месте ради нее?), явно не так давно он то ли пистолет свой выменивал на бритву, чтобы не засветиться, то ли наоборот - выменивал свою бритву на пистолет, к чему-то готовясь? Явно как-то разговаривали с Маргаритой, о том, если что - уйдет прятаться к цыганам.
Господи, может он заговор какой готовит?!
Хотя кто его знает, роль такая - кроме глюков ловить почти нечего. В финале был момент - да, ему дико стыдно за Подсекальникова, обидно, что не выгорело, стыдно и за себя - в сущности, тоже вон хочет жить, то же боится Кремля до усрачки. Но вот на словах Подсекальникова про "Война объявлена" - там не было стыда. там было чистое презрение военного, офицера, который не спрашивал, какой призыв, который с четырнадцатого воевал - к штатскому трусу, который устроил цирк из своего самоубийства.
Как-то так.