![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
lubelia(Выдохнув)
Нет, я, конечно, очень давно знаю, что Алексей Сергеевич мозг может вынести на раз - так что потом назад хрен поставишь.
Но сегодняшний Пилат был в ударе. И ударил, мало не показалось.
Начиналось традиционно - с пилатовой головной боли. До перекошенных каких-то плеч и стона - почти в голос. Я в норме с середины второго ряда этот звук, который он обычно издает на проходке до колонны - не слышу (это Фред вот всегда все слышит, а я-то зритель полуслепой и полуглухой). Короче, в этот раз - слышала, ага.
И головная боль была отчетливо - про Истину. Кажется, раньше не было (не могла же не заметить такое) - сегодня совпали два момента: "Истина!" - от Иешуа. Повелительно - "Истина!" (а уже потом, тише и после паузы - объяснения, в чем же там истина-то) - и момент, когда Пилат отрывает руки от головы и выпрямляется. Он, кстати, их сегодня не отрывал с усилием, а наоборот - уронил... вот ровно на "Истине". Боль - равна Истине, да. А еще боль может пройти - эта Истина будет покруче. Она Пилату непривычна. "Истина в том, что болит голова" - понятно, да. И привычна. Только _что_ такая Истина?... А вот Истина о том, что "голова пройдет" - это что-то новое.
И он начинает задавать вопросы. Сегодня мне показалось, что ключевым было про "все люди добрые" - хотя может это и чистый глюк. Но это явно был какой-то вопрос, который мучил Прокуратора - вопрос о людях, он, этот вопрос, рифмовался со "свирепым чудовищем" (ах, как они всегда переглядываются на этом месте с Афранием!), он поминает этих добрых людей в разговоре об Иуде - и потом еще раз, очень горько. Нет, люди - не добрые (и он сам явный пример человека - не доброго... "Ты всех что ли так называешь? - это ведь об этом вопрос - "Что - и я?!". Его, Пилата, можно назвать "добрым" только вот так... до кучи со всеми, если ВСЕХ так называть, то он, Пилат, наверное тоже - "добрый" А на самом деле - свирепое чудовище, вконец ошалевшее от головной боли.
...В сцене с Кайифой поначалу по Пилату было не видно, насколько ему необходимо спасти Иешуа. Говорит ровненько, очень убедительно, про наилучший выход-то, аргументы разумные приводит - да это все вам же надо, чтоб к вам же не придрались, как вы тут... заведомых мятежников... На третьем "Варраване" он сорвался окончательно, с трудом удержаться, чтобы не броситься Кайифу душить вот прямо тут и сейчас.
Приговор... Объективно: очень-очень долгая была пауза перед "Га-Ноцри", дольше, чем обычно, и Имя это он выдохнул почти без голоса. Потом "презренная жизнь" - очень твердая, осознанная и безнадежная. Не жизнь это будет, ой, нее жизнь. Потом, перед "Варраваном"... по-разному же бывает - когда пытается другое имя произнести, когда - летит в пропасть без паузы... Сейчас был миг выбора, а потом - долгое-долгое, показавшее бесконечным (сколько было-то? пара секунд?) рыдание, без слез, без голоса, вот то, что у детей называется "заходится". Вот Пилат и.. зашелся. А потом сломался совсем - и начал уже кричать. И рука опять сегодня опускалась, как в позапрошлый раз... толчками, судорогой, как сломанный механизм. И выгнулся назад, не прерывая крика.
Необъективно - обычно я где-то на рюмке водки прочухиваюсь... В этот раз - кажется, до сих пор не прочухалась.
Он каждый раз это вот через себя пропускает. На это нельзя смотреть. Это нельзя выдержать. И не смотреть - невозможно, и орать потом - никак, Лакомкин хороший, не виноват.
Это ... в общем, это Ванин, который играет Пилата.
Третья сцена (довольно закономерно, впрочем) вышла несколько смазанной. Но, укладывая и ее в историю - вполне уложим. Пилат сломан, голос то и дело срывается, все силы уходят на то, чтобы... как-то хоть на чуть-чуть отстранить от себя произошедшее... чтобы не спятить вот прям тут и вот прям сейчас. За идею про Иуду можно уцепиться, если что-то делать - можно еще выдержать (вот как после "трусости" он все время начинает говорить что-то... если говорить - можно не сорваться).
А четвертая вышла особенно интересной. Пилат... все, с Пилатом уже полный кирдык, он хоть как-то собирает себя только на том месте, когда входит Левий. В безумной надежде - может быть от Него хоть что-нибудь осталось? "Все люди добрые", может вот хоть... человек?
"Мы все обречены" - повторил за Левием с усмешкой. (Вот что имел ввиду... кажется, на выбор от: "Это _я_ обречен, а вы все... нормально, только я", до: "Да, мы все обречены, раз Иешуа мертв"). Пергамент... очень просил, вымаливал буквально... хотя довольно быстро понял, что - без толку. И очень это было страшно. В других случаях он это принимает как наказание от Левия - справедливое, Левий имеет право отказать, но это именно штука, воспринятая как продолжение казни, запись в пергаменте по крайне мере существует, и Левий - хоть и нерадивый, но все-таки - ученик.
Сейчас... последнее какое-то разочарование - нет, от Иешуа не осталось ВООБЩЕ ничего. Этот Левий - и пергамента не отдаст, да и действительно скорее всего записывал за Ним - неверно. Иешуа уникален, другого такого нет и быть не может, даже отблеска нет в ученике. Страшней, чем Великая Суббота для апостолов - у тех хоть надежда была. У Пилата - никакой. Этот человек говорил, что "все люди добрые", а Его предал Иуда, Пилат Его казнил, а единственный Его ученик не просто не добр - жесток. Тьма, пришедшая со Средиземного моря.
Пилат честно пытается предложить библиотеку... но когда видит, что Его ученик думает не о Нем, а исключительно о том, кого бы ему убить - Пилата или Иуду... Ну Пилат и раскатывает его последними фразами. И это прекрасно (потому что, блин, сколько можно выходить на сцену не зная текста!?). Пилат имеет право - право памяти и право любви, он не позволит в своем присутствии дурному мальчишке позорить Его имя.
А :"Это сделал я" говорил, кажется, уже не Левию... вечности.
Да. Это сделал я. Убил Иуду - я, но прежде - послал Иешуа на крест. Я.
На балу... Входя - как-то провзаимодействал с правой колонной. И... кажется, там была не только потеря зрения, но и обретение его - в самый последний момент как-то он там остановится, растерянно озираясь.
Финал.
Ну да... финал. Такого я тоже давно не видела - не было реакции на "Свободен!" кроме того, что развернулся - и пошел куда-то... Собственно, потому что на "Отпусти меня!" Пилат как-то опять... ну не зашелся, нет, но прикрыл от боли глаза и кажется, малость задохнулся - поэтому распахнутых зрачков, как обычно, не было.
Остается уповать на то, что тело-то среагировало (или что там вместо тела бывает у душ в чистилище?) на зов Иешуа первым, помимо сознания... Вот как он в аду встает - уже физиология - на это Имя надо встать. Так и тут, раз ждет - надо идти...
Нет, я, конечно, очень давно знаю, что Алексей Сергеевич мозг может вынести на раз - так что потом назад хрен поставишь.
Но сегодняшний Пилат был в ударе. И ударил, мало не показалось.
Начиналось традиционно - с пилатовой головной боли. До перекошенных каких-то плеч и стона - почти в голос. Я в норме с середины второго ряда этот звук, который он обычно издает на проходке до колонны - не слышу (это Фред вот всегда все слышит, а я-то зритель полуслепой и полуглухой). Короче, в этот раз - слышала, ага.
И головная боль была отчетливо - про Истину. Кажется, раньше не было (не могла же не заметить такое) - сегодня совпали два момента: "Истина!" - от Иешуа. Повелительно - "Истина!" (а уже потом, тише и после паузы - объяснения, в чем же там истина-то) - и момент, когда Пилат отрывает руки от головы и выпрямляется. Он, кстати, их сегодня не отрывал с усилием, а наоборот - уронил... вот ровно на "Истине". Боль - равна Истине, да. А еще боль может пройти - эта Истина будет покруче. Она Пилату непривычна. "Истина в том, что болит голова" - понятно, да. И привычна. Только _что_ такая Истина?... А вот Истина о том, что "голова пройдет" - это что-то новое.
И он начинает задавать вопросы. Сегодня мне показалось, что ключевым было про "все люди добрые" - хотя может это и чистый глюк. Но это явно был какой-то вопрос, который мучил Прокуратора - вопрос о людях, он, этот вопрос, рифмовался со "свирепым чудовищем" (ах, как они всегда переглядываются на этом месте с Афранием!), он поминает этих добрых людей в разговоре об Иуде - и потом еще раз, очень горько. Нет, люди - не добрые (и он сам явный пример человека - не доброго... "Ты всех что ли так называешь? - это ведь об этом вопрос - "Что - и я?!". Его, Пилата, можно назвать "добрым" только вот так... до кучи со всеми, если ВСЕХ так называть, то он, Пилат, наверное тоже - "добрый" А на самом деле - свирепое чудовище, вконец ошалевшее от головной боли.
...В сцене с Кайифой поначалу по Пилату было не видно, насколько ему необходимо спасти Иешуа. Говорит ровненько, очень убедительно, про наилучший выход-то, аргументы разумные приводит - да это все вам же надо, чтоб к вам же не придрались, как вы тут... заведомых мятежников... На третьем "Варраване" он сорвался окончательно, с трудом удержаться, чтобы не броситься Кайифу душить вот прямо тут и сейчас.
Приговор... Объективно: очень-очень долгая была пауза перед "Га-Ноцри", дольше, чем обычно, и Имя это он выдохнул почти без голоса. Потом "презренная жизнь" - очень твердая, осознанная и безнадежная. Не жизнь это будет, ой, нее жизнь. Потом, перед "Варраваном"... по-разному же бывает - когда пытается другое имя произнести, когда - летит в пропасть без паузы... Сейчас был миг выбора, а потом - долгое-долгое, показавшее бесконечным (сколько было-то? пара секунд?) рыдание, без слез, без голоса, вот то, что у детей называется "заходится". Вот Пилат и.. зашелся. А потом сломался совсем - и начал уже кричать. И рука опять сегодня опускалась, как в позапрошлый раз... толчками, судорогой, как сломанный механизм. И выгнулся назад, не прерывая крика.
Необъективно - обычно я где-то на рюмке водки прочухиваюсь... В этот раз - кажется, до сих пор не прочухалась.
Он каждый раз это вот через себя пропускает. На это нельзя смотреть. Это нельзя выдержать. И не смотреть - невозможно, и орать потом - никак, Лакомкин хороший, не виноват.
Это ... в общем, это Ванин, который играет Пилата.
Третья сцена (довольно закономерно, впрочем) вышла несколько смазанной. Но, укладывая и ее в историю - вполне уложим. Пилат сломан, голос то и дело срывается, все силы уходят на то, чтобы... как-то хоть на чуть-чуть отстранить от себя произошедшее... чтобы не спятить вот прям тут и вот прям сейчас. За идею про Иуду можно уцепиться, если что-то делать - можно еще выдержать (вот как после "трусости" он все время начинает говорить что-то... если говорить - можно не сорваться).
А четвертая вышла особенно интересной. Пилат... все, с Пилатом уже полный кирдык, он хоть как-то собирает себя только на том месте, когда входит Левий. В безумной надежде - может быть от Него хоть что-нибудь осталось? "Все люди добрые", может вот хоть... человек?
"Мы все обречены" - повторил за Левием с усмешкой. (Вот что имел ввиду... кажется, на выбор от: "Это _я_ обречен, а вы все... нормально, только я", до: "Да, мы все обречены, раз Иешуа мертв"). Пергамент... очень просил, вымаливал буквально... хотя довольно быстро понял, что - без толку. И очень это было страшно. В других случаях он это принимает как наказание от Левия - справедливое, Левий имеет право отказать, но это именно штука, воспринятая как продолжение казни, запись в пергаменте по крайне мере существует, и Левий - хоть и нерадивый, но все-таки - ученик.
Сейчас... последнее какое-то разочарование - нет, от Иешуа не осталось ВООБЩЕ ничего. Этот Левий - и пергамента не отдаст, да и действительно скорее всего записывал за Ним - неверно. Иешуа уникален, другого такого нет и быть не может, даже отблеска нет в ученике. Страшней, чем Великая Суббота для апостолов - у тех хоть надежда была. У Пилата - никакой. Этот человек говорил, что "все люди добрые", а Его предал Иуда, Пилат Его казнил, а единственный Его ученик не просто не добр - жесток. Тьма, пришедшая со Средиземного моря.
Пилат честно пытается предложить библиотеку... но когда видит, что Его ученик думает не о Нем, а исключительно о том, кого бы ему убить - Пилата или Иуду... Ну Пилат и раскатывает его последними фразами. И это прекрасно (потому что, блин, сколько можно выходить на сцену не зная текста!?). Пилат имеет право - право памяти и право любви, он не позволит в своем присутствии дурному мальчишке позорить Его имя.
А :"Это сделал я" говорил, кажется, уже не Левию... вечности.
Да. Это сделал я. Убил Иуду - я, но прежде - послал Иешуа на крест. Я.
На балу... Входя - как-то провзаимодействал с правой колонной. И... кажется, там была не только потеря зрения, но и обретение его - в самый последний момент как-то он там остановится, растерянно озираясь.
Финал.
Ну да... финал. Такого я тоже давно не видела - не было реакции на "Свободен!" кроме того, что развернулся - и пошел куда-то... Собственно, потому что на "Отпусти меня!" Пилат как-то опять... ну не зашелся, нет, но прикрыл от боли глаза и кажется, малость задохнулся - поэтому распахнутых зрачков, как обычно, не было.
Остается уповать на то, что тело-то среагировало (или что там вместо тела бывает у душ в чистилище?) на зов Иешуа первым, помимо сознания... Вот как он в аду встает - уже физиология - на это Имя надо встать. Так и тут, раз ждет - надо идти...
