Cумма про семейство Юшневских и Вольфа
Nov. 24th, 2015 03:15 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Попытаюсь немножко суммировать то, что известно про дружбу Вольфа с Юшневскими, потому что явственно Вольф - один из самых близких людей. По формуляру Вольф - штаб-лекарь при 2-ой армии с августа 1822 года, но в Тульчине, судя по всему, гораздо раньше (с когда?) - активный участник совещаний еще 1821 года, соответственно, они знакомы уже давно и довольно близко.
В поздней переписке есть воспоминание Марии Казимировны о том, как Вольф гостит в них в Хрустовой. Она пишет брату Алексея Петровича - Семену.
"Вчерась был у меня Фердинанд Богданович Вольф. Он очень переменился, бедный. Несколько дней кашель его мучит, и все жалуется на боль в груди. Ты помнишь, что он бывало и в Тульчине часто жалуется болью в груди. Он кланяется тебе, обнимает тебя с чувством дружбы и просит, чтобы ты сохранил к нему ту же родственную любовь, к которой он привык, живши в прежнем его отношении с тобою. Вспомни, милый мой, баядер [etoffe bayadere — полосатая разноцветная ткань.], который был у него на шее, когда он приехал к нам в гости в Хрустовую. Как вы нападали на него, что в Туле большая мода этак одеваться. И его Голик уродливый за ним вбегал в комнату; Точно, что в жизнь не увидишь этакой собаки. Бедная его мать, моя Дельфина, красавица была в своем роде. Вспомни, что после ее смерти, едучи на гору мы с тобою гулять, ее увидели. Как мне грустно было по ней!... "
Вольф, как мы видим, гостит в Хрустовой вместе со своим псом - причем этот пес - сын юшневской собаки (то ли Мария Казимировна ее в Тульчин брала, то ли Вольф в Хрустовой далеко не первый раз и вывез щенка:).
"Вы нападали" - пишет она Семену, "вы" - это Семен и еще кто-то (вряд ли Алексей Петрович, она бы сказала тогда скорее "мы"). Скорее всего, это Семен и Иосиф Рынкевич, младшее поколение.
Вообще по письмам из Петровского завода видно, что Вольф очень дружен был с Семеном - МК всегда передает от него приветы, пишет как он радуется письмам и т.д., от других общих знакомых (Аврамова, Вигелина и т.д.) приветы тоже Семену передаются, но скорее дежурные, а вот от Вольфа обычно идет больше стандартного "здоров, кланяюсь".
Вольф по возрасту-то (он с. 96-97) ближе скорее к Семену и развлечения типа щегольнуть и потанцевать ему до конца жизни были не чужды - так что, видимо, он член компании, которая в Хрустовой развлекается и развлекает Марию Казимировну (которая тоже дама очень живая, любит потусить и потанцевать, пока муж сидит с книжкой и наблюдает за этим всем) и воспринимается он скорее как член семьи, а не просто "друг".
(Как версия - не могут ли Вольф Семен знакомы быть, например, по Москве? Семен и Рынкевич там учатся, у Вольфа в Москве родственники, с которыми Мария Казимировна знакомится, проезжая по Москве в 1830 году?).
Вольф - один из тех, с кем очень плотно общается в Тульчине Юшневский осенью-зимой 1825 года. В делах это отображено в основном в показаниях про 11-13 декабря, где вокруг приезда Чернышева, предупредительной записки об этом и ареста Пестеля - отчетливо выделяются трое: Юшневский-Вольф-Волконский, и по ощущению Вольф в эти дни к Юшневскому просто чуть не переселяется. Волконский узнает о записке от Вольфа (а тот от Юшневского), потом Вольф участвует в обсуждениях о том, что делать с Русской Правдой (и решение они принимают на четверых, кажется - Юшевский, Волконский, Вольф и старший Крюков, и потом Вольф несет это Пушкину и Заикину), ну и Марию Казимировну Юшневский, отправляясь под арест, отчетливо оставляет на Вольфа: "Сам же он Вольф видев меня упавшаго духом и преданнаго жесточайшей горести при виде слез и отчаяния несчастной моей жены, пред моим сюда отправлением, ободрял меня и уговаривал не делать признания..." - тактика себя не оправдала, признание оба сделали, но характерно, что именно с Вольфом они хоть пытаются простроить тактику. Вообще Вольф несет в массы
(и Фаленбергу, и Басаргину еще), здравую идею что надо молчать.
Про Юшневских - собственно, Вольф и подтверждает, как самое очевидное и всем известное, что он с Юшневскими общается очень плотно, причем со всеми разом: "сношение мое искреннее было с господином Бурцевым и в доме Юшневских..." (и просит очной ставки... ну вот Бурцев ему на очной ставке в итоге и был:( Но в уже марте, а до марта, даже почитав список свидетелей (и Бурцев, и Юшневский, и Пестель - все), он "с чистой совестью" все отрицает). Еще там есть что-то эдакое про Пестеля "Пестель говорил мне, будучи у Юшневского", так что понятно, что вот Пестель был у Юшневского в гостях, а я, Вольф, у него дома:).
И Юшневских - обоих - Вольф старается прикрыть чем может. Но тут ему, например, и вопрос хороший задают: Семен "говорит, что вы... были свидетелем... что брат его изъявлял желание оставить тайное общество" - Вольф, разумеется, с энтузиазмом подтверждает - да, да, хотел!
Видятся они первый раз после 13 декабря - 13 июля, наверно, на экзекуции уже?[Тут у меня есть глюки, возможно поделюсь, возможно напишу текст] Далее Вольф где-то сидитм(где? Кажется, так и остается в Петропавловке до января 1827 года) и в Читу они попадаются с разницей в полгодам(Юшневский - осенью 1827). В Чите они в разных отделениях и тут про них именно вместе никаких сведений нет, но так про них всех про Читу довольно мало.
Зато когда на горизонте появляется Мария Казимировна - тут же в ее письмах возникает и Вольф (начиная с того, что она очень плотно садится ему на голову, как врачу - потому что ее Алексей Петрович что-то явно не в порядке летом-осенью 1830 года, он в клинической депре до крышесноса, начинает вылезать только-только к следующему лету. Видимо отсутствие окон и вообще Петровский сам по себе таков, что даже присутствие жены не может его исцелить быстро). Ну и, судя по сохранившейся схеме, южане (Юшневские, Волконские, Давыдовы, Ивашевы - и Вольф) - живут в одном крыле, а когда становится посвободнее и уже можно приходить в гости к дамам - тусуются у Юшневских или у Волконских (и у Юшневских, видимо, даже проще, потому что нет детей). Медокс в бытностью свою в Петровском застает Вольфа у Юшневских, сама Мария Казимировна регулярно пишет "вот был у меня недавно Вольф". Общение продолжается плотно, в каждом почти письме она отвечает, сколько ему осталось до поселения, пишет, как провожали, как ждут писем с поселения. Видимо, она переписывается с родными Вольфа (потому что на них даже и Семену периодически жалуются - не пишут, мол, ему) - эх, наверно, где-то есть эти письма. И наверно где-то есть письма самого Вольфа в количестве больше одного (потому что опубликовано пока ровно одно - Фонвизиным).
...Ну и умирает Алексей Петрович - на руках у Вольфа.
А после его смерти МК продолжает с ним общаться - и продолжает передавать Семену известия о нем, уже в письмах года 1845, например.
[В порядке личных глюков: у них отношения совершенно равные, Вольф хоть и младше, но у него такой опыт, что ни разу он не "младше". Вот с Ивашевым, кажется, по-другому, они там рыдают друг на друге, расставаясь, точно также как, например, Колесников, уходя на поселение, рыдает в Юшневского: у Алексея Петровича тут по ходу на автомате включается модус "старшего брата", и это несколько... по-другому. А с Вольфом очень спокойно, при этом совершенно по-родственному, просто какую-то такую общую жизнь ведут, он там именно что "друг семьи", а не кого-то одного]
В поздней переписке есть воспоминание Марии Казимировны о том, как Вольф гостит в них в Хрустовой. Она пишет брату Алексея Петровича - Семену.
"Вчерась был у меня Фердинанд Богданович Вольф. Он очень переменился, бедный. Несколько дней кашель его мучит, и все жалуется на боль в груди. Ты помнишь, что он бывало и в Тульчине часто жалуется болью в груди. Он кланяется тебе, обнимает тебя с чувством дружбы и просит, чтобы ты сохранил к нему ту же родственную любовь, к которой он привык, живши в прежнем его отношении с тобою. Вспомни, милый мой, баядер [etoffe bayadere — полосатая разноцветная ткань.], который был у него на шее, когда он приехал к нам в гости в Хрустовую. Как вы нападали на него, что в Туле большая мода этак одеваться. И его Голик уродливый за ним вбегал в комнату; Точно, что в жизнь не увидишь этакой собаки. Бедная его мать, моя Дельфина, красавица была в своем роде. Вспомни, что после ее смерти, едучи на гору мы с тобою гулять, ее увидели. Как мне грустно было по ней!... "
Вольф, как мы видим, гостит в Хрустовой вместе со своим псом - причем этот пес - сын юшневской собаки (то ли Мария Казимировна ее в Тульчин брала, то ли Вольф в Хрустовой далеко не первый раз и вывез щенка:).
"Вы нападали" - пишет она Семену, "вы" - это Семен и еще кто-то (вряд ли Алексей Петрович, она бы сказала тогда скорее "мы"). Скорее всего, это Семен и Иосиф Рынкевич, младшее поколение.
Вообще по письмам из Петровского завода видно, что Вольф очень дружен был с Семеном - МК всегда передает от него приветы, пишет как он радуется письмам и т.д., от других общих знакомых (Аврамова, Вигелина и т.д.) приветы тоже Семену передаются, но скорее дежурные, а вот от Вольфа обычно идет больше стандартного "здоров, кланяюсь".
Вольф по возрасту-то (он с. 96-97) ближе скорее к Семену и развлечения типа щегольнуть и потанцевать ему до конца жизни были не чужды - так что, видимо, он член компании, которая в Хрустовой развлекается и развлекает Марию Казимировну (которая тоже дама очень живая, любит потусить и потанцевать, пока муж сидит с книжкой и наблюдает за этим всем) и воспринимается он скорее как член семьи, а не просто "друг".
(Как версия - не могут ли Вольф Семен знакомы быть, например, по Москве? Семен и Рынкевич там учатся, у Вольфа в Москве родственники, с которыми Мария Казимировна знакомится, проезжая по Москве в 1830 году?).
Вольф - один из тех, с кем очень плотно общается в Тульчине Юшневский осенью-зимой 1825 года. В делах это отображено в основном в показаниях про 11-13 декабря, где вокруг приезда Чернышева, предупредительной записки об этом и ареста Пестеля - отчетливо выделяются трое: Юшневский-Вольф-Волконский, и по ощущению Вольф в эти дни к Юшневскому просто чуть не переселяется. Волконский узнает о записке от Вольфа (а тот от Юшневского), потом Вольф участвует в обсуждениях о том, что делать с Русской Правдой (и решение они принимают на четверых, кажется - Юшевский, Волконский, Вольф и старший Крюков, и потом Вольф несет это Пушкину и Заикину), ну и Марию Казимировну Юшневский, отправляясь под арест, отчетливо оставляет на Вольфа: "Сам же он Вольф видев меня упавшаго духом и преданнаго жесточайшей горести при виде слез и отчаяния несчастной моей жены, пред моим сюда отправлением, ободрял меня и уговаривал не делать признания..." - тактика себя не оправдала, признание оба сделали, но характерно, что именно с Вольфом они хоть пытаются простроить тактику. Вообще Вольф несет в массы
(и Фаленбергу, и Басаргину еще), здравую идею что надо молчать.
Про Юшневских - собственно, Вольф и подтверждает, как самое очевидное и всем известное, что он с Юшневскими общается очень плотно, причем со всеми разом: "сношение мое искреннее было с господином Бурцевым и в доме Юшневских..." (и просит очной ставки... ну вот Бурцев ему на очной ставке в итоге и был:( Но в уже марте, а до марта, даже почитав список свидетелей (и Бурцев, и Юшневский, и Пестель - все), он "с чистой совестью" все отрицает). Еще там есть что-то эдакое про Пестеля "Пестель говорил мне, будучи у Юшневского", так что понятно, что вот Пестель был у Юшневского в гостях, а я, Вольф, у него дома:).
И Юшневских - обоих - Вольф старается прикрыть чем может. Но тут ему, например, и вопрос хороший задают: Семен "говорит, что вы... были свидетелем... что брат его изъявлял желание оставить тайное общество" - Вольф, разумеется, с энтузиазмом подтверждает - да, да, хотел!
Видятся они первый раз после 13 декабря - 13 июля, наверно, на экзекуции уже?[Тут у меня есть глюки, возможно поделюсь, возможно напишу текст] Далее Вольф где-то сидитм(где? Кажется, так и остается в Петропавловке до января 1827 года) и в Читу они попадаются с разницей в полгодам(Юшневский - осенью 1827). В Чите они в разных отделениях и тут про них именно вместе никаких сведений нет, но так про них всех про Читу довольно мало.
Зато когда на горизонте появляется Мария Казимировна - тут же в ее письмах возникает и Вольф (начиная с того, что она очень плотно садится ему на голову, как врачу - потому что ее Алексей Петрович что-то явно не в порядке летом-осенью 1830 года, он в клинической депре до крышесноса, начинает вылезать только-только к следующему лету. Видимо отсутствие окон и вообще Петровский сам по себе таков, что даже присутствие жены не может его исцелить быстро). Ну и, судя по сохранившейся схеме, южане (Юшневские, Волконские, Давыдовы, Ивашевы - и Вольф) - живут в одном крыле, а когда становится посвободнее и уже можно приходить в гости к дамам - тусуются у Юшневских или у Волконских (и у Юшневских, видимо, даже проще, потому что нет детей). Медокс в бытностью свою в Петровском застает Вольфа у Юшневских, сама Мария Казимировна регулярно пишет "вот был у меня недавно Вольф". Общение продолжается плотно, в каждом почти письме она отвечает, сколько ему осталось до поселения, пишет, как провожали, как ждут писем с поселения. Видимо, она переписывается с родными Вольфа (потому что на них даже и Семену периодически жалуются - не пишут, мол, ему) - эх, наверно, где-то есть эти письма. И наверно где-то есть письма самого Вольфа в количестве больше одного (потому что опубликовано пока ровно одно - Фонвизиным).
...Ну и умирает Алексей Петрович - на руках у Вольфа.
А после его смерти МК продолжает с ним общаться - и продолжает передавать Семену известия о нем, уже в письмах года 1845, например.
[В порядке личных глюков: у них отношения совершенно равные, Вольф хоть и младше, но у него такой опыт, что ни разу он не "младше". Вот с Ивашевым, кажется, по-другому, они там рыдают друг на друге, расставаясь, точно также как, например, Колесников, уходя на поселение, рыдает в Юшневского: у Алексея Петровича тут по ходу на автомате включается модус "старшего брата", и это несколько... по-другому. А с Вольфом очень спокойно, при этом совершенно по-родственному, просто какую-то такую общую жизнь ведут, он там именно что "друг семьи", а не кого-то одного]