![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
lubeliaПро Пилата, остальное завтра
Очередная смена состава, очередной ракурс все той же истории. В прошлый раз очень четко было - о любви. В этот? Не знаю, попробую сформулировать по ходу. Во всяком случае нынешний Пилат не бросался так безоглядно, как прошлый, в эту любовь. Нынешний - решал вопрос об Истине.
Несколько раз, еще в самом начале диалога, еще не увидев толком Иешуа - поглядывал вверх. Тут-то меня и пробило - "О боги, за что вы наказываете меня?" - это же у него не просто жалоба ("О господи...", "тесно мне...") была. Это таки ж была молитва - и вопрос. Боги - какие угодно, римские, иудейские (у этих, кажется, только один, ну и неважно) за что? почему вот все - именно так? Почему истины - нет? Почему так болит голова?
И поначалу с приведенным вьюношем он разговаривает... почти не замечая. Да, приятный мальчик, да, с ним даже поговорить можно, что совершенно не отменяет того, что вот в любом момент можно дать приказ Марку...
А потом Пилата накрывает жутчайшей болью. Давненько такого приступа не случалось. Пытался давить крик - да не вышло, пытался хоть что-то увидеть и разглядеть за синей (видимо таки ж - красной, но подсветка - синяя) пеленой в глазах - ничего не осталось. С Задохиным вот этот момент был одним из ключевых - когда там, на дней своей мигрени, Пилат все-таки неожиданно что-то - слышал.
Сегодня - нет, ничего он не слышал, руки оторвал от лица, кажется, просто потому что судорога именно так скрутила, несколько шагов вперед сделал - потому что так проще на ногах удержаться, если ноги передвигать: прямо - не устоять, а шататься вперед и успевать переставлять ноги - можно.
И когда боль ушла - он встал перед вопросом: что, вот этот вот юноша и есть - Истина? Как это? И кажется всю последующую часть сцены Пилат пытался понять - что же это за Истина ему внезапно начала открываться. Категорически не хватило времени - увез бы в Кесарию, поговорил бы, но - закон об оскорблении нарушен. И юноша не хочет внезапно такого простого способа спасения - солгать, и это тоже какая-то такая штука, над которой поразмыслить бы на досуге, но...
На монологе о царстве Истины Пилат уткнулся лицом в колонну. И ответил свое:"Оно никогда не настанет!"- свысока. Как старший и мудрый - младшему и глупому. Не знаю, как ты исцелил мою голову - но ты ничего не понимаешь!
И Лакомкин выдал в ответ совершенно потрясающую смесь ужаса и жалости в финальном: "Игемон!". Ты же практически понял, ты же... что же ты - так-то вот?!
В начале второй сцены опять словила на голову порцию иррационального ужаса - подозреваю, что раз второй раз стабильно накрывает именно этим и именно в этом месте спектакля - не просто так. И как его понесло на волне ненависти - в какой-то момент показалось, что сейчас Кайифу душить бросится!
В качестве персонального глюка - показалось, что в этот раз Пилат таки бросил взгляд на помост - вниз, под руку. Просто - высоко и далеко, не смог, не решился разглядеть лица и попытаться поймать взгляд. На "казни" голос просел и осыпался. "Презренная жизнь" - ага, вот где-то тут он, кажется, в полной мере и оценил размеры катастрофы. Вот что это было-то, вот она Истина.
И долго-долго кричал - выгнувшись назад. Истина? Прежде всего в том, что сейчас ты произнес Приговор - и Ему и себе.
В третьей сцене он был похож на канатоходца, который с изрядным трудом балансирует над пропастью. Ну потому что можно начать смеяться, к примеру... или кричать, или вот - жаловаться... и уже не остановишься, так и спятишь. Равновесие было очень хрупким: я всякий раз заболеваю тут... - качнулся, пришел в себя... фанатики! - качнулся, вернулся в себя... - этот дворец сводит меня с ума... А что - Казнь?
И решение об Иуде принял, кажется, уже в полете над гнездом кукушки... ласточки - потому что надо же ну хоть что-то сделать?!
А четвертая вышла... Очень о другом. Об итогах. Афраний вваливается разгоряченным, хромающим, ему есть что рассказать, он - жив. А вот Прокуратор уже долетел до дна пропасти. Когда Левий кричит ему: "Ты слеп!" - Пилат в отчет, кажется, чуть не ухмыляется. "Я?! Слеп?! Я, ты не поверишь, отлично все понимаю... лучше тебя, мальчишка... И хотел бы не понимать, но куда деваться-то теперь?".
С Левием-Матошиным в последний раз они были абсолютно на равных - два тертых, битых и ломаных мужика. Левий-Лакомкин был изрядно младшим, но его равняло с Пилатом горе, и тот сам давал ему право обвинять.
У Левия-Медведева права судить Пилата - нет. По одной простой причине - в этом Левии нет ничего от Иешуа, он ничего не понял, он - не то что "не замена", а даже и отблеска Иеуша на себе не несет. Библиотеку Пилат ему предлагает из развитого чувства долга - ну хоть что-то, все-таки этот парень был с Ним... Нет. Этот - был где угодно, только не с Ним, он носился туда сюда во время Крестного пути и воровал какие-то ножи, он по-детски спорил с Богом, вместо того, чтобы послушать Его... Вот и теперь - ничего же не понял.
Финальным: "Не будь ревнив!" Пилат его просто раскатал. Ни на секунду не выходя из роли. (Как Змея процитировала: "Эльза, принесите метелку! Я сейчас испепелю этого человека, а вы выметете его пепел.")
С полным правом. Пилат внезапно получил это право - раскатать непутевого ученика Га-Ноцри, потому что тот недостоин Учителя. В память об Иешуа. Еще хоть что-то, как вот Иуду убить... А потом - на Бал.
Кота шуганул особенно брезгливо. А как вставал (ему в "Сайленд-Хилле" играть бы) ... ну... как всегда вставал. Меня этим каждый раз выносит. В этот раз еще очень похоже вышло - как отрывал руки от головы на Мигрени, вот примерно так же - вскинул в первый раз руки на Имени. Невозможно больно - но по-другому никак. И ослеп, кажется, еще в первый заход, и потом, второй раз вставал уже слепым, сначала на ощупь, а потом потерял себя и заметался...
...Мало он сегодня услышал в финале, и эта зависть к Левию (вот к этому?!.. да, к этому вот Левию...)... до слез. Научишься тут смирению, на таких-то Балах...
Но все-таки - его там ждут.
Очередная смена состава, очередной ракурс все той же истории. В прошлый раз очень четко было - о любви. В этот? Не знаю, попробую сформулировать по ходу. Во всяком случае нынешний Пилат не бросался так безоглядно, как прошлый, в эту любовь. Нынешний - решал вопрос об Истине.
Несколько раз, еще в самом начале диалога, еще не увидев толком Иешуа - поглядывал вверх. Тут-то меня и пробило - "О боги, за что вы наказываете меня?" - это же у него не просто жалоба ("О господи...", "тесно мне...") была. Это таки ж была молитва - и вопрос. Боги - какие угодно, римские, иудейские (у этих, кажется, только один, ну и неважно) за что? почему вот все - именно так? Почему истины - нет? Почему так болит голова?
И поначалу с приведенным вьюношем он разговаривает... почти не замечая. Да, приятный мальчик, да, с ним даже поговорить можно, что совершенно не отменяет того, что вот в любом момент можно дать приказ Марку...
А потом Пилата накрывает жутчайшей болью. Давненько такого приступа не случалось. Пытался давить крик - да не вышло, пытался хоть что-то увидеть и разглядеть за синей (видимо таки ж - красной, но подсветка - синяя) пеленой в глазах - ничего не осталось. С Задохиным вот этот момент был одним из ключевых - когда там, на дней своей мигрени, Пилат все-таки неожиданно что-то - слышал.
Сегодня - нет, ничего он не слышал, руки оторвал от лица, кажется, просто потому что судорога именно так скрутила, несколько шагов вперед сделал - потому что так проще на ногах удержаться, если ноги передвигать: прямо - не устоять, а шататься вперед и успевать переставлять ноги - можно.
И когда боль ушла - он встал перед вопросом: что, вот этот вот юноша и есть - Истина? Как это? И кажется всю последующую часть сцены Пилат пытался понять - что же это за Истина ему внезапно начала открываться. Категорически не хватило времени - увез бы в Кесарию, поговорил бы, но - закон об оскорблении нарушен. И юноша не хочет внезапно такого простого способа спасения - солгать, и это тоже какая-то такая штука, над которой поразмыслить бы на досуге, но...
На монологе о царстве Истины Пилат уткнулся лицом в колонну. И ответил свое:"Оно никогда не настанет!"- свысока. Как старший и мудрый - младшему и глупому. Не знаю, как ты исцелил мою голову - но ты ничего не понимаешь!
И Лакомкин выдал в ответ совершенно потрясающую смесь ужаса и жалости в финальном: "Игемон!". Ты же практически понял, ты же... что же ты - так-то вот?!
В начале второй сцены опять словила на голову порцию иррационального ужаса - подозреваю, что раз второй раз стабильно накрывает именно этим и именно в этом месте спектакля - не просто так. И как его понесло на волне ненависти - в какой-то момент показалось, что сейчас Кайифу душить бросится!
В качестве персонального глюка - показалось, что в этот раз Пилат таки бросил взгляд на помост - вниз, под руку. Просто - высоко и далеко, не смог, не решился разглядеть лица и попытаться поймать взгляд. На "казни" голос просел и осыпался. "Презренная жизнь" - ага, вот где-то тут он, кажется, в полной мере и оценил размеры катастрофы. Вот что это было-то, вот она Истина.
И долго-долго кричал - выгнувшись назад. Истина? Прежде всего в том, что сейчас ты произнес Приговор - и Ему и себе.
В третьей сцене он был похож на канатоходца, который с изрядным трудом балансирует над пропастью. Ну потому что можно начать смеяться, к примеру... или кричать, или вот - жаловаться... и уже не остановишься, так и спятишь. Равновесие было очень хрупким: я всякий раз заболеваю тут... - качнулся, пришел в себя... фанатики! - качнулся, вернулся в себя... - этот дворец сводит меня с ума... А что - Казнь?
И решение об Иуде принял, кажется, уже в полете над гнездом кукушки... ласточки - потому что надо же ну хоть что-то сделать?!
А четвертая вышла... Очень о другом. Об итогах. Афраний вваливается разгоряченным, хромающим, ему есть что рассказать, он - жив. А вот Прокуратор уже долетел до дна пропасти. Когда Левий кричит ему: "Ты слеп!" - Пилат в отчет, кажется, чуть не ухмыляется. "Я?! Слеп?! Я, ты не поверишь, отлично все понимаю... лучше тебя, мальчишка... И хотел бы не понимать, но куда деваться-то теперь?".
С Левием-Матошиным в последний раз они были абсолютно на равных - два тертых, битых и ломаных мужика. Левий-Лакомкин был изрядно младшим, но его равняло с Пилатом горе, и тот сам давал ему право обвинять.
У Левия-Медведева права судить Пилата - нет. По одной простой причине - в этом Левии нет ничего от Иешуа, он ничего не понял, он - не то что "не замена", а даже и отблеска Иеуша на себе не несет. Библиотеку Пилат ему предлагает из развитого чувства долга - ну хоть что-то, все-таки этот парень был с Ним... Нет. Этот - был где угодно, только не с Ним, он носился туда сюда во время Крестного пути и воровал какие-то ножи, он по-детски спорил с Богом, вместо того, чтобы послушать Его... Вот и теперь - ничего же не понял.
Финальным: "Не будь ревнив!" Пилат его просто раскатал. Ни на секунду не выходя из роли. (Как Змея процитировала: "Эльза, принесите метелку! Я сейчас испепелю этого человека, а вы выметете его пепел.")
С полным правом. Пилат внезапно получил это право - раскатать непутевого ученика Га-Ноцри, потому что тот недостоин Учителя. В память об Иешуа. Еще хоть что-то, как вот Иуду убить... А потом - на Бал.
Кота шуганул особенно брезгливо. А как вставал (ему в "Сайленд-Хилле" играть бы) ... ну... как всегда вставал. Меня этим каждый раз выносит. В этот раз еще очень похоже вышло - как отрывал руки от головы на Мигрени, вот примерно так же - вскинул в первый раз руки на Имени. Невозможно больно - но по-другому никак. И ослеп, кажется, еще в первый заход, и потом, второй раз вставал уже слепым, сначала на ощупь, а потом потерял себя и заметался...
...Мало он сегодня услышал в финале, и эта зависть к Левию (вот к этому?!.. да, к этому вот Левию...)... до слез. Научишься тут смирению, на таких-то Балах...
Но все-таки - его там ждут.
