![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
lubeliaКратенько-кратенько:))
Потому что все, кроме острой как тот самый финский нож и страшной истории Пилата, было как-то... частично в тумане и духоте, частично - легче, чем в прошлый разы. Афраний вот, к примеру, примерил очередной образ. Поначалу, кажется (да и потом, но потом стало как-то совсем не до того) - отчетливо был смертельно устал: Голова у начальника уже не первый день, и Афраний явно замещает. Даже на "свирепом чудовище" не усмехнулся - он нынче за это чудовище отвечает, что тут смешного-то? А чудовище отлично держит себя в руках - работает в паре (как они вдвоем допрос разложили!), находит в себе силы смеяться на "собаке"... Пока внезапно из под этой вот так красиво наведенной иллюзии того, что все в сущности в порядке - не прорывается Истина. А Истина, которая торчит ото всюду, которая бурлит вот под этой картинкой - что Голова болит, что жить вообще - больно. Пилат с ней смирился давно, и привычно и честно давит боль - ну да, больно, но на это сейчас как-то нет ни права, ни времени, так что сейчас он... вот сейчас он сможет, вот уже смог выпрямиться. А Иешуа туда, в нарыв, со скальпелем: вот это вот - твоя Истина?! Что голова болит, это - Истина?!
Ну да, а что не так что ли? когда вон дело об оскорблении величества и Царство - другой - Истины никогда не настанет. Так что Голова - это еще мелочь по сравнению с прочими аспектами пилатовой истины - например, по сравнению с самооценкой.
Ах, какой был Приговор! Графически, сбоку, со стороны пилатовой правой руки: воздетая рука, просвечивающая в красном свете, сочащаяся кровью - и за ней лицо с маской сокрушительного презрения к себе. И "презренная жизнь" была... очень внятной, а еще подчеркнул "по приговору римской власти". Не при чем тут Синедрион, ни при чем тут Кайифа, ни при чем тут император - это ты, самолично ты выносишь Приговор. А Тот, Которого ты сейчас приговариваешь, Тот, Кто пытался тебе сказать о другой Истине, Своей - вот Он внизу сейчас на помосте - и ты кожей чувствуешь Его взгляд. Только посмотреть туда в ответ - нельзя, никак не выйдет...
А во втором действии Афраний не седел (и хорошо, а то как-то совсем уж жутенько выходило), для него как-то проще разложилось в этот раз - да, Прокуратор слажал и испугался, но потом вон - оправился, Иуду велел зарезать, все хорошо, кажется, это убийство Иуды - оно все поправит, во всяком случае достоинство Пилату вернет... Ну достоинства-то у него никто не отнимет - вон как с Левием разговаривал, вон насколько выше жестокого и нерадивого ученика оказался.
Но толку-то? Все равно до финала - еще Бал.
Потому что все, кроме острой как тот самый финский нож и страшной истории Пилата, было как-то... частично в тумане и духоте, частично - легче, чем в прошлый разы. Афраний вот, к примеру, примерил очередной образ. Поначалу, кажется (да и потом, но потом стало как-то совсем не до того) - отчетливо был смертельно устал: Голова у начальника уже не первый день, и Афраний явно замещает. Даже на "свирепом чудовище" не усмехнулся - он нынче за это чудовище отвечает, что тут смешного-то? А чудовище отлично держит себя в руках - работает в паре (как они вдвоем допрос разложили!), находит в себе силы смеяться на "собаке"... Пока внезапно из под этой вот так красиво наведенной иллюзии того, что все в сущности в порядке - не прорывается Истина. А Истина, которая торчит ото всюду, которая бурлит вот под этой картинкой - что Голова болит, что жить вообще - больно. Пилат с ней смирился давно, и привычно и честно давит боль - ну да, больно, но на это сейчас как-то нет ни права, ни времени, так что сейчас он... вот сейчас он сможет, вот уже смог выпрямиться. А Иешуа туда, в нарыв, со скальпелем: вот это вот - твоя Истина?! Что голова болит, это - Истина?!
Ну да, а что не так что ли? когда вон дело об оскорблении величества и Царство - другой - Истины никогда не настанет. Так что Голова - это еще мелочь по сравнению с прочими аспектами пилатовой истины - например, по сравнению с самооценкой.
Ах, какой был Приговор! Графически, сбоку, со стороны пилатовой правой руки: воздетая рука, просвечивающая в красном свете, сочащаяся кровью - и за ней лицо с маской сокрушительного презрения к себе. И "презренная жизнь" была... очень внятной, а еще подчеркнул "по приговору римской власти". Не при чем тут Синедрион, ни при чем тут Кайифа, ни при чем тут император - это ты, самолично ты выносишь Приговор. А Тот, Которого ты сейчас приговариваешь, Тот, Кто пытался тебе сказать о другой Истине, Своей - вот Он внизу сейчас на помосте - и ты кожей чувствуешь Его взгляд. Только посмотреть туда в ответ - нельзя, никак не выйдет...
А во втором действии Афраний не седел (и хорошо, а то как-то совсем уж жутенько выходило), для него как-то проще разложилось в этот раз - да, Прокуратор слажал и испугался, но потом вон - оправился, Иуду велел зарезать, все хорошо, кажется, это убийство Иуды - оно все поправит, во всяком случае достоинство Пилату вернет... Ну достоинства-то у него никто не отнимет - вон как с Левием разговаривал, вон насколько выше жестокого и нерадивого ученика оказался.
Но толку-то? Все равно до финала - еще Бал.
